— Да, вполне, — искренне говорю я и с удовольствием расписываюсь рядом с галочкой. Блондинка оказалась такой проворной, что я даже не успел сам подойти к ней, как подобает мужчине. Хотя для нее я — не мужчина, а вешалка для пальто, не больше.
— Клип оставить?
— Спасибо… нет, — говорю я, следуя своему обычному правилу: никому и никогда не давать деньги, если не уверен в гарантированном возврате их с прибылью. И тут же жалею о сказанном. Теперь клип про «Чебурашку» кажется мне более интересным, чем фильм «Закат солнца вручную».
— Вы первый, кто отказался! — удивляется старшая. Видимо, ее пассивность в разговоре объясняется просто: она обучает младшую, белявую, обхаживать обывателей. — Многие вообще не возвращают клип, жертвуют залогом! — улыбается она, поправляя рукой крупные темные локоны. — Но вы в любой момент можете воочию увидеть Мишутку и получить дополнительные материалы в «Звездном», бывшем кинотеатре. Знаете, где это? В двух кварталах от вашего дома. Приходите, вас будут рады там видеть. Вечерами мы ходим по домам, а каждое четное утро дежурим в штаб-квартире. Приходите!
В последнюю фразу гостья вкладывает столько тепла, нежности и даже страсти, что тут же сама понимает: переиграла. Слегка покраснев, она берет под руку свою белокурую ученицу и спешит к выходу. Я плетусь следом.
Если бы мои очаровательные гостьи знали, кого пытаются вовлечь в ряды защитников артегомов, вряд ли их речи были бы так приветливы. Скорее, перед девятиэтажкой, в которой я живу, с утра до вечера не прекращался бы митинг протеста. Ведь я — убийца первого в мире артегома, разумного кибернетического существа, осознавшего свое »я
Дверь захлопывается. Я зачем-то иду на кухню, потом в комнату…
Да, есть за мной такой грех.
Хотя я и по сию пору считаю, что поступил тогда правильно. Жаль только, не остановил эту заразу в самом начале.
Но тогда почему я подписал опросный лист? Зачем? Растаял под ласковыми взглядами двух женщин, ни с одной из которых мне ничего не светило? Да полноте, в мои-то годы…
Парррам, парррам, парррам…
Я так и не отвык от дурной привычки в минуты затруднений барабанить пальцами по чем попало. Теперь вот стою у окна и барабаню по стеклу.
Нет, ну какого хрена я перебежал в ряды защитников этих «чебурашек»? Не понимаю. Не понимаю!
Парррам, парррам, парррам…
Глава 5
Утром я испытываю большое желание завернуть, по дороге в офис, к бывшему кинотеатру «Звездный» и забрать назад свою подпись в опросном листе про референдум. Не потому, что она на что то может повлиять. Уж если своевременное умертвление первого артегома ничего не изменило, чего уж теперь-то кулаками махать? Но из принципа. Ведь подпись означает, по сути, что я признал свою неправоту. Более того, получается, я согласен с тем, что убил тогда, почти двадцать пять лет тому назад, разумное, осознающее себя существо. Но этого никто и никогда не сможет доказать. А я с этим никогда не соглашусь. Во всяком случае, публично. Но подпись в опросном листе, как ни крути, означает отчасти признание вины. И я должен обязательно отозвать ее… но не сегодня. Ровно в десять мне нужно быть в семинарии, а по дороге из офиса еще Мефодю забрать. Похоже, он вполне лоялен по отношению к моему «Крокусу». И тогда есть смысл поручить ему работы по обкомпьютериванию семинарии в целом. Монах с полумонахом всегда договорятся. А я тем временем попробую еще какой-нибудь заказ раздобыть.
В офисе я появляюсь в самом начале десятого. Софьиванна, как всегда, на месте, падре тоже. Ну что же, я вполне успею выпить утреннюю чашечку кофе. И прослушать последние сообщения.
— Никаких сообщений для фирмы «Крокус» за последние сутки не поступало, — вновь огорчает меня Реф.
М-да… Похоже, придется львиную долю прибыли, полученной от заказа семинарии, потратить на рекламу. Иначе моя фирма и вовсе выдохнется — как недопитая бутылка водки, оставленная открытой.
— Павел Андреевич, снимите трубку! — просит Реф.