По мере трансформации «Ирландских добровольцев» в ИРА британское государство способствовало созданию эквивалента этого движения в среде ольстерских протестантов.

Позиция Черчилля по Ирландии не отличалась от его позиции в отношении любой другой колонии. Его ошибки и преступления проистекали из его пылкой, полурелигиозной веры в империю. Что касалось Ирландии, то уже с ранних лет он соглашался со своим отцом, с позицией юнионистов и с необходимостью разыграть «оранжевую карту», чтобы предотвратить успех гомруля. В 1897 г., спустя три года после того, как венерическое заболевание свело отца в могилу, молодой Черчилль раскритиковал «великую Либеральную партию» за симпатии к идее ирландского самоуправления. Еще через два года в своем первом предвыборном выступлении в качестве кандидата от консерваторов он заявил, что «все истинные юнионисты должны быть готовы встретить возвращение этой одиозной меры [ирландского гомруля] самым энергичным сопротивлением».

К 1908 г., уже сменив партию из-за разногласий по вопросу тарифной реформы и подавшись в либералы, Черчилль занял более практичную позицию. Получив назначение на министерский пост в кабинете Асквита, он был обязан пройти процедуру перевыборов в своем округе в Северо-Западном Манчестере. Зная, что в округе голосует большое количество местных ирландцев, он заявил своим избирателям: «Мое мнение по ирландскому вопросу за последние два года стало более зрелым». Он якобы подвергся перевоспитанию в «недрах либерализма» и в результате «пришел к убеждению, что национальное урегулирование ирландской проблемы на самых широких и великодушных условиях является неотъемлемой составляющей любого гармоничного понимания либерализма… Либеральная партия должна получить все необходимые полномочия и свободу рук, чтобы заняться вопросом ирландского самоуправления».

Но Ирландию как «проблему» внутри страны невозможно было просто взять и умиротворить. Черчилль проиграл довыборы в Манчестере, уступив 429 голосов. Его оппоненты-тори провели жесткую кампанию против «ренегата», однако сам ренегат возложил вину за свое поражение на «всех этих угрюмых ирландских католиков, меняющих в последний момент свое мнение под давлением священников». Как подчеркивает Ронан Фаннинг, враждебное отношение Черчилля к католицизму вдохновлялось в первую очередь его империалистическим мировоззрением. Он прекрасно понимал, что в Ирландии церковь занимала консервативную позицию по самым важным вопросам и что так, скорее всего, будет и впредь. Больше всего его раздражало то, что население Ирландии в массе своей было католическим, а священники играли важную культурную роль. Черчилль размышлял над этим, находясь в 1899 г. в Индии. «Религиозные суеверия редко способствуют промышленному процветанию страны, – писал он, – а католицизм – сладкий дурман, который препятствует нашему росту и высасывает наши силы… Католическая церковь обратила в руины все страны, где занимала верховное положение, и способствовала падению всех династий, которые правили от ее имени». Возникает ощущение, что это превратилось у Черчилля в фобию. Он предпочитал закрывать глаза на то, что в Ирландии суеверия постепенно сходили на нет. В 1911 г. он написал письмо жене, в котором высказался на ту же тему и в том же тоне. Через полвека письмо было опубликовано его неприятным и бездарным сыном под заголовком, смысл которого мог дойти даже и до вовсе не грамотных: «Проклятие католицизма»{61}.

Это был не первый и не последний раз, когда империалистические лидеры находили объяснение политической стойкости и упорства оккупированного населения в его религии. Неприязнь Черчилля и Ллойд Джорджа к католицизму была следствием того, что церковь участвовала в формировании облика ирландского национализма в эпоху после Парнелла. Крестьян-католиков веками подвергали жестокому обращению, морили голодом и вынуждали эмигрировать. Они отказывались порвать со своей идентичностью.

Однако в собственно националистическом движении церковная иерархия сама по себе сыграла на удивление небольшую роль. В ИРА не существовало католических комиссаров. Мелкое духовенство, несомненно, симпатизировало делу освобождения нации, но оно никогда в открытую не восставало против кардиналов и епископов, которые твердо стояли на коллаборационистских позициях и сохраняли верность английскому правлению. Идеология янсенизма[102], которой придерживалась эта церковь (и которую Джойс и другие презирали), была очень непохожа на католичество средиземноморских стран, подарившее Ватикану целый ряд свободомыслящих римских пап.

Нравственный пуританизм, суровый и бескомпромиссный, который воцарился в республике после того, как независимость наконец-то была достигнута, не был результатом естественного движения вперед. Это был политический выбор, идеология, которая устраивала возглавляемую Имоном де Валера партию «Фианна Файл»[103], а также их соперников из партии «Фине Гэл» тем, что позволяла лучше контролировать рядовых членов этих партий, принадлежавших к разным социальным классам, а также массы сторонников. Эта идеология стала господствующей, потому что в Ирландии не было многочисленного рабочего класса, а социалистические и марксистские традиции были слабы. Кроме того, в стране отсутствовала радикальная еврейская интеллигенция, которая сыграла огромную роль в других странах Европы. Даже в католическом мире Ирландия оказалась в изоляции. Ее общественный климат очень сильно отличался от климата в Италии, Австрии, Франции и даже в Испании, где мощные радикальные течения – социалисты, анархисты, коммунисты – сдерживали экспансию церкви. Не являлось ли янсенистское пуританство Ирландии продуктом какого-то иного влияния, откуда-то поближе? Не было ли оно отражением религиозных и этических идеологий, порожденных Английской реформацией?

Образование ИРА привело к ситуации фактического двоевластия в Ирландии. Участились столкновения между боевиками ИРА и подразделениями британской армии и полиции. Черчилль, реабилитированный после своей отставки по результатам дарданелльской катастрофы, во время ирландской Войны за независимость (1919–1921) занимал пост военного министра. Как и во время предыдущего кровопролития, он принял решение, которое лишь придаст стойкости его противникам. 25 марта 1920 г. Черчилль ввел в дело печально известных «черно-пегих» – военизированные формирования, действовавшие бок о бок с Королевской ирландской полицией (КИП) и практиковавшие пытки и убийства политических противников.

Несколькими месяцами ранее, в октябре 1919 г., Черчилль осудил ИРА в весьма сильных выражениях. Он честил их на все лады: «шайка жалких убийц», банда преступников, которой пока удавалось избежать ареста. Он расточал безудержные похвалы полиции и войскам, вынужденным сражаться с врагами, «которых непросто идентифицировать, так как они умеют растворяться среди населения, не оставляя никаких следов», – вечная проблема империй, столкнувшихся с сопротивлением народа. Его в особенности раздражала снисходительность, проявляемая по отношению к участникам голодовок, которые «могут выйти из тюрьмы, просто отказываясь принимать пищу». Ответ мог быть только один: Англии предстояло сделать все необходимое для того, чтобы «сокрушить эту шайку убийц». Пройдет не так много времени, и он окажется сидящим напротив лидера ИРА Майкла Коллинза, обсуждая на переговорах с ним урезанную версию ирландской независимости.

Как уже часто бывало – в Алжире, Вьетнаме, на Кипре, в Кении, Индии и так далее, – усиление репрессий дает противоположный ожидаемому эффект. Оно создает огромный ресурс сочувствующих и сторонников, позволяющий вовлечь в борьбу новых участников сопротивления. Кроме того, «черно-пегие» и Вспомогательная дивизия – еще одна бригада смерти – нанесли урон британской репутации в Соединенных Штатах. Множество американцев ирландского происхождения выросли на историях о зверствах «черно-пегих» в Ирландии во время Войны за независимость. Джо Байден, по его собственным словам (которым именно по этой причине не стоит доверять безоглядно), был одним из тех, кто в юности питал по меньшей мере сентиментальные чувства по отношению к ИРА.

Однако не следует забывать и о том, что каждый пятый из тех, кто носил полицейскую или армейскую униформу, был ирландцем, – еще одна характерная черта колонизированных стран. Если что-то и символизирует тот период, так это эпизод, в котором тридцатичетырехлетний британский офицер, подполковник Джеральд Смит инструктирует новобранцев КИП[104]. Смит был ветераном недавно закончившейся мировой войны (так же как и многие из «черно-пегих», получивших это прозвище по цвету их униформы – смеси черного цвета ирландской полиции и хаки британской армии). Потеря руки, как и опыт самой войны, сделали его несколько неуравновешенным, и алкоголь служил постоянным лекарством. Один из присутствовавших полицейских так передал его слова:

Констебль Джеремайя Ми на это возразил: «По вашему акценту я полагаю, что вы – англичанин, и в своем невежестве вы забываете, что обращаетесь к ирландцам».

Затем Ми по частям снял с себя униформу, аккуратно положил на стол винтовку и штык и сказал: «Это все тоже английское, примите это от меня в подарок и убирайтесь к черту. Вы – убийца». Ми был уроженцем графства Слайго. Когда Смит приказал остальным арестовать его, никто не пошевелился. «Вся комната будет залита кровью», если кто-то тронет Ми, как они сказали. Еще тринадцать констеблей ушли со службы. «Мятеж в Листоуэле» был первым знаком сопротивления внутри системы.

Один из присутствовавших полицейских передал запись высказываний Смита Майклу Коллинзу, который разослал ее по отделениям Ирландского республиканского братства по всей стране. Какова была реакция самого Коллинза? «Правосудие должно быть скорым». Смит продержался меньше месяца. Он находился в курительной комнате в одном англо-ирландском клубе в Корке, когда 17 июля 1920 г. туда проникла боевая группа ИРА. Дэн О'Донован посмотрел ему прямо в глаза и сказал: «Полковник, не вы ли приказывали расстреливать подозрительных на месте? Сейчас вы сами оказались на этом месте, так что приготовьтесь». Смита казнили без дальнейших церемоний. Капрал Ми присоединился к местному отделению ИРА в Слайго.

Напряженность достигла уровня, невиданного со времен восстания «Объединенных ирландцев». В декабре того же года военизированные формирования правительства ответили на устроенную ИРА засаду поджогами в Корке, что привело к крупному ущербу, который оценивался в два миллиона фунтов, а также к потере двух тысяч рабочих мест.

Дальше все продолжалось в том же духе. ИРА овладели искусством подпольной партизанской войны. Диармайд Ферритер пишет: «Чего нельзя отрицать, так это огромных заслуг Майкла Коллинза, выдающегося организатора, в налаживании контактов со многими членами правительства и в использовании некоторых противоборствующих игроков против их собственной стороны, а также в ликвидации детективов и сотрудников разведки с целью защиты своей собственной разведывательной сети»{62}.

Никогда нельзя недооценивать физический и психологический урон, нанесенный гражданскому населению Ирландии. Война становилась ежедневной рутиной. Сегодня люди рыли траншеи для ИРА, а завтра закапывали их под дулом пистолета «черно-пегих». Погромы католиков в Ольстере стали регулярным явлением. Но в конце концов британское правительство осознало, что оно не может победить в этой войне.