Черчилль хотел вовлечь в антигерманскую коалицию как можно больше сил. В этом плане у него возникли разногласия с официальной британской дипломатией. Эти противоречия видны довольно отчетливо в отношении к вступлению в войну Японии. Уже в начале августа 1914 г. японское правительство информировало Грея, что готово объявить войну Германии (напомним, что Япония находилась в союзных с Англией отношениях). Было очевидно, что японцы стремятся к овладению германскими островами в Тихом океане и германской зоной влияния в Китае. В Лондоне далеко не все были уверены в том, что интересам Британской империи послужило бы такое усиление Японии в Тихом океане. Черчилль же считал, что ситуация диктует необходимость привлечения всех и любых сил. Японцам следовало обещать все, их следовало привлечь к войне против Германии без всяких оговорок. 11 августа 1914 г. Грей сообщает английскому послу в Токио сэру Гриму что, если Япония объявит войну Германии, она не должна распространять своих действий “за пределы азиатских вод к западу от Китайского моря или на какую-либо иностранную территорию помимо германской на континенте в Восточной Азии”. Такое положение вовсе не устраивало Черчилля, и он немедленно написал Грею: “Вы охлаждаете порыв этих людей. Я не могу себе представить, как мы сможем привлечь их в свой лагерь, одновременно выталкивая из него. Их нужно приветствовать как друзей и товарищей. Помните, что шторм только начинается”.
Для того, чтобы убедить японцев в том, что они являются привилегированными союзниками, Черчилль послал собственную телеграмму японскому морскому министру адмиралу Яхиро. В ответ на вопрос: “Что мы должны сделать, чтобы вовлечь японцев в войну?” Черчилль немедленно ответил: “Им нужно пообещать Китай”. В результате 23 августа 1914 г. Япония объявила войну Германии. А уже 24 августа Черчилль обсуждал возможность посылки японской эскадры в Средиземное море, а также в другие европейские воды. Он полагал, что японское давление может оказаться решающим в привлечении на сторону Антанты Италии, и что при помощи японской эскадры союзники могли бы получить превосходство в Балтийском море. Результатом упорства Черчилля было то, что японские военные корабли осуществляли конвойные функции при проводе транспортных судов в Средиземном море. К 1917 г. англичане и японцы вместе контролировали акваторию Индийского океана.
К весне 1915 г. английскому кабинету министров стало казаться, что события начинают поворачиваться в желательном направлении. В это время мало еще кто оценил возможности германских подводных лодок и многим из заседавших в Вестминстере победа замаячила на горизонте - в середине марта происходили закрытые обсуждения дипломатических условий ожидаемой победы. Так Грей считал, что ради воздействия на мусульманских подданных следует стимулировать создание независимого мусульманского государства в отходящих от турецкой империи провинциях (в Аравии, Сирии и Месопотамии). Военный министр Китченер придавал особое значение контролю над Меккой - центром исламского мира. Британский правящий класс сходился во мнении, что сохранение целостности Оттоманской империи более всего будет соответствовать интересам России - она воспользуется ее слабостью и “святые земли Палестины” окажутся русским протекторатом. Ощущалась боязнь поступить опрометчиво и в погоне за сиюминутными выгодами осложнить достижения фундаментальных стратегических целей. Лорд Бальфур считал, что в Европе территории должны были быть разделены в соответствии с преобладающими в них национальностями, но в Азии возможен более прямолинейный подход. “Мы можем рассчитывать на территорию тех стран, которые находятся под управлением турок”.
Но наибольшие споры вызывала судьба Германии. Министр вооружений Ллойд Джордж предупредил, что излишне ослабленная Германия не сможет служить противовесом русскому преобладанию в будущем. Черчилль также призывал не руководствовался чувством слепого мщения в отношении Германии. Иным было его отношение к неевропейскому миру, в частности, к Турецкой империи. Он буквально взорвался, услышав аргументы в пользу защиты “турецкого наследства”. “Мы обязаны взять под свою опеку неэффективную отсталую нацию, которая владеет самыми плодородными землями на свете. Наступило время лишить ее огромных территорий”. Премьер-министр Асквит в общем и целом был согласен с Черчиллем. В случае падения Турции “нашей обязанностью является разделить ее владения”. На высшем военном совете было решено после захвата проливов и Константинополя создать большое сепаратное мусульманское объединение, включающее Аравию, Месопотамию и близлежащие страны.
Особенно настораживало в то время английских дипломатов положение России.
К началу 1915 года Россия потеряла 1 млн. 350 тыс. убитыми, ранеными и военнопленными из пяти с половиной миллионов, которые у нее были. Русские батареи молчали, потому что не хватало снарядов. Хотя военный министр генерал Сухомлинов давал полные оптимизма интервью, а генеральный штаб в Петрограде убеждал, что “расходы боеприпасов не дают никаких оснований для беспокойства”, английское правительство полагалось на мнения собственного военного представителя в России - полковника Нокса. Оптимистической браваде Сухомлинова и великого князя Николая он противопоставлял реалистическую картину того, что представляла собой Россия и ее армия. Уже в 1914 году он допускал возможность распада России. Из докладов Нокса Черчиллю открылась глубина страшной беды России - неумение использовать наличные ресурсы и желание приукрасить ситуацию. В России не было дано адекватной оценки августовской трагедии 1914 года. 14 германских дивизий под командованием Гинденбурга уничтожили цвет русской армии, то лучшее, что она могла выставить в самом начале войны. Не желая видеть мир в реальном свете, русское правительство скрывало степень поражения и всячески старались прикрыть августовскую катастрофу сообщениями о победах на южном и на юго-западном фронте.
Следующий, 1915 г. был самым несчастливым для русских войск. В тот напряженный момент, когда немцы начали развивать свое наступление в Польше, турки открыли фронт на Кавказе, что отвлекло часть русских войск. России пришлось полагаться на фактор, нередко помогавший ей в истории - к использованию своей гигантской территории. К концу июня германо-австрийское наступление заставило русское командование вывести войска из южной части ранее завоеванного Галицийского выступа. Главное немецкое наступление началось 13 июля 1915 г. К 4 августа Варшава была эвакуирована, Гинденбург взял Каунас. Брест-Литовск был сдан немцам 16 августа. Вся завоеванная в 1914 г. Галиция была потеряна, Россия отдала Польшу. Русская армия потеряла 325 тыс. одних только военнопленных. Эти поражения сказались на месте России в коалиции.
По оценке Черчилля, главными событиями 1915 г. были три следующие: 1) тупик во Франции, на западном фронте; 2)поражение русских войск; 3) операции на флангах (речь шла в основном об операции против Оттоманской империи) и привлечение союзников (Италии и Румынии).
Британия сражалась еще посредством добровольческой армии. Но постепенно начала задумываться над всеобщим набором. Лорд Холдейн выступил инициатором такого перехода: “По обычному праву нашей страны каждый подданный государства обязан прийти на помощь государю для отражения нашествия неприятеля на наши берега и для защиты государства. Эта обязанность не сформулирована ни в каком статуте, но она нераздельно связана с конституцией страны, присуща ей. Было решено, что от каждого подданного можно в момент необходимости потребовать, чтобы он предоставил себя и свою собственность для защиты нации”.
В первые месяцы 1915 г. Британия довела свою армию до 70, а затем и до 100 дивизий, т.е. создала армию примерно в 2 млн. человек. Впервые за многие годы она - бывшая всегда великой военно-морской державой - сформировала первоклассную сухопутную армию. Следовало разумно ее использовать. В записке Черчилля, написанной для министра иностранных дел Грея, значилось: “Результаты этой войны не вызывают сомнений. Рано или поздно Германия будет разбита. Австрия распадется на компоненты. Англия всегда выигрывала битву именно в конце войны. Россия вообще непобедима. Англии нужна будет новая ориентация”.
Какой может быть эта ориентация в условиях резкого ослабления германского элемента в Европе?
Черчилль определил в качестве места приложения британских сил Балканы. Нужно бить не по щиту Ахиллеса, а по его пяте. Здесь у Франции, России и Британии были свои фавориты, свои интересы и свои представления о будущем. Разработанная Черчиллем британская позиция выглядела следующим образом: не следовало прибегать к разделу Балкан на зоны влияния; предпочтительнее создание крупной балканской федерации. Эта крупная федерация представляла бы на юго-востоке Европы противовес Германии и в то же время не была ба зависима от России и Франции. Проектируемая балканская федерация по численности населения и по ресурсам равнялась буквально любой европейской стране. “Британия с ее мощью и богатством в будущем может оказать содействие в создании союза тех христианских народов, которые триумфально выступили в первой Балканской войне. Объединив свои ресурсы, балканские государства получили бы преимущества, которые история может им никогда больше не предоставить”. Черчилль указывал, что четыре балканские державы (Греция, Сербия, Румыния, Болгария) провели последнее столетие в борьбе против турецкого ига, и могли рассчитывать на часть территории Оттоманской империи и Австро-Венгрии. Сербия уже сражалась на стороне Антанты, Румыния была готова вступить в войну, Болгария смотрела с жадностью на выход к Эгейскому морю и, разумеется, на Константинополь, Греция имела свои планы в Эгейском море. Черчилль полагал, что Румыния должна получить Трансильванию, Сербия - Боснию и Герцеговину (а также Хорватию, Долмацию и Банат), Болгария должны получить Адрианополь и выход к Эгейскому морю, а Греция - часть Малой Азии, примыкающую к Смирне. Оказывая им поддержку, Англия укрепила бы свои позиции в Европе.
24 сентября 1914 г. Черчилль дал интервью итальянской газете “Джорнале Д’Италия” (перепечатанное в “Таймс”, оно получило общенациональную известность в Англии): “Нам эта война нужна для того, чтобы реформировать географию Европы в соответствии с национальным принципом”. Через несколько месяцев (21 января 1915 г.) Черчилль писал Китченеру, что создание государств сугубо по этническому принципу должно быть суровым и непреложным законом для Австрии и Германии. Это означало, что Австро-Венгерская империя была приговорена к распаду. Черчилль к тому времени уже ясно видел, что не одни лишь балканские государства надеются на территориальные приращения в Восточном Средиземноморье. Италия, взвешивая свои шансы при выступлении на стороне Антанты, блокировала идею Балканской федерации как гегемона Юго-Востока Европы и хозяина Адриатики. Но действовал не только итальянский фактор. Ощутимо было общее балканское разобщение.
Когда Болгария решилась выступить против своих балканских соседей на стороне центральных держав, британский кабинет (после заседания, на котором активное участие принял Черчилль) принял следующую декларацию, посланную Румынии и Греции: “Единственным эффективным способом спасения Сербии в данных обстоятельствах является немедленная декларация о войне Румынии и Греции против австрогерманцев и Болгарии. Британское правительство в этом случае готово подписать военную конвенцию с Румынией, согласно которой оно “гарантирует свое участие на балканском театре военных действий”.
Черчилль в начале 1915 г. предлагал оказать давление на сербов, черногорцев и греков, которые под воздействием (и с помощью) британских войск могли бы создать армию численностью в 1 млн. 600 тыс. человек. Эта армия начала бы наступление против Австрии с южного фланга, ставя под удар наиболее уязвимое звено германской коалиции, где многочисленно было итальянское население, которое “ненавидит как немцев, так и мадьяр”.
Ллойд Джордж предлагал сместить центр тяжести операций южнее - осуществить высадку ста тысяч человек в Сирии. Такая операция “позволит смягчить давление на Россию на Кавказе и будет достигнута победа, которая захватит всеобщее воображение”.
3 марта 1915 г. военный кабинет собрался, чтобы обсудить общую ситуацию и непосредственные цели войны. В частности обсуждалось требование России относительно контроля над Босфором и Дарданеллами. Сэр Эдуард Грей поддержал требование России: “Абсурдно то, что такая гигантская империя как Россия обречена иметь лишь порты, которые перекрываются льдами на протяжении значительной части года, или такие порты, как на Черном море, которые закрыты в случае любой войны”. Члены военного кабинета Бальфур и Холдейн поддержали требование России о преимущественном положении в Дарданеллах. Черчилль предлагал в общем и целом “выразить симпатию” с русскими пожеланиями и этим ограничиться. Грей указал на невозможность игнорировать этот вопрос. Русское правительство, прилагая огромные военные усилия, желает знать мнение союзников. Холдейн указал на вероятную опасность: если английское правительство не поддержит русские пожелания, этим воспользуется Германия для заключения сепаратного мира с Россией. С особой позицией выступил лорд Фишер, который предложил захватить острова при выходе из проливов и тогда неважно, кто будет владеть Дарданеллами, Британия все равно будет в состоянии их контролировать.
10 марта 1915 г. британским кабинетом было достигнуто мнение, что требование России получить Константинополь и проливы обоснованно. Но Лондон не видел себя в положении теряющей стороны. Как писал Асквит, “мы и Франция взамен получим значительную часть всего каркаса Турецкой империи”. В этом был весь смысл. Ллойд Джордж указал своим коллегам, что “русские настолько стремятся овладеть Константинополем, что будут щедры в отношении уступок повсюду”.
Черчилль и Ллойд Джордж выразили ту мысль, что “уже сейчас необходимо найти единую союзническую платформу, чтобы избежать возможных конфликтов, которые могут сделать британские приобретения бессмысленными. Если не достичь согласия в годы военного напряжения, то в конечном итоге Британия может вступить в конфликт с Францией из-за таких незначительных мест, как Александретта”. Предельно неразумно ссориться с Францией из-за маленькой Александретты, лучше немедленно передать ее Франции. Хорошей компенсацией было бы приобретение Британией Палестины.
В ходе этих первых после начала войны обсуждений военных целей Британии Черчилль выступил с речью о военно-морских интересах Британии. В материалах заседаний кабинета имеется такая запись: “Мистер Черчилль указал на гигантскую стратегическую значимость Кильского канала, который позволяет Германии переводить флот в течение нескольких часов из Балтийского моря в Северное и обратно. Разрушение германского флота и вывод Кильского канала из-под германского контроля должны быть важнейшими целями британской политики. Очень существенно, чтобы по окончании этой войны мы не оставили Германии возможность атаковать нас через несколько лет в будущем”. Бонар Лоу согласился, что уничтожение германского флота должно быть первым условием мира. Бальфур выступил за нейтрализацию Кильского канала. Лорд Фишер сказал, что, если после войны Германия попытается построить новый флот, “мы должны будем тотчас выступить и уничтожить его”. Лорд Китченер полагал, что на Германию следует наложить такую контрибуцию, чтобы у немцев не осталось денег на постройку флота в течение многих лет. Премьер Асквит постарался вернуть присутствующих к актуальному намерению России иметь Константинополь и проливы. В конечном счете было решено информировать Россию, что Британия принимает ее требование о Константинополе и проливах и что Британия имеет собственные территориальные претензии в отношении Оттоманской империи, которые она изложит “как только появится для этого возможность”. По просьбе Асквита эта дискуссия оставалась тайной и все присутствующие дали обязательство никогда не касаться обсуждаемых вопросов публично.