«Он рассказывает мне удивительные вещи о Бретани и Понт-Авене, которые наверняка интересны. Понятное дело, что все там больше, лучше и красивее, чем здесь. Все более торжественное и, главное, более целостное и более определенное, чем небольшой, прибитый к земле и утомленный солнцем провинциальный городок в Провансе. Как бы там ни было, точно так же, как и мне, ему нравится то, что он видит, в особенности его заинтриговали арлезианки»17.
В начале ноября Винсент написал Тео, что они с Гогеном ходили посмотреть на девушек в районе красных фонарей. Гоген вырос в окружении одних женщин и вообще имел репутацию дамского угодника. Поведение Гогена удивляло и даже иногда шокировало Винсента. Ван Гог писал Эмилю Бернару, который хорошо узнал Гогена по Бретани:
«Гоген вызывает во мне интерес как мужчина… Без тени сомнения, это неиспорченный человек с инстинктами дикого зверя. Для Гогена кровь и секс представляют больший интерес и более важны, чем амбиции»18.
Памятуя о том, что обычно эмоции захлестывали ранимую душу Ван Гога, не удивительно, что он сравнил более общительного и «стадного» Гогена с «диким зверем». В этой оценке чувствуется не только удивление и уважение, но и некоторая доля сдержанности и опаски.
До этого на Юге Ван Гог не чувствовал, что ему как художнику бросают вызов. Он никогда не воспринимал Муриера-Петерсена в качестве соперника, потому что чувствовал свое превосходство. С Гогеном все обстояло по-другому. Он как бы «затмевал» Ван Гога силой своего характера и физической мощью. Он был очень общительным и компанейским человеком и живописно и красиво рассказывал фантастические истории о своих приключениях. Гогену было сорок лет (то есть он был старше Винсента на пять лет), он повидал мир, был женат, имел пятерых детей и оставил семью, чтобы путешествовать и заниматься живописью. Винсент считал семью идеалом существования, был одинок и бездетен, и его удивляло эгоистичное поведение Гогена:
«Он женат, но совершенно не производит впечатление такового, и мне кажется, что у них с женой совершенно несовместимые характеры. Он, естественно, привязан к детям, которые, судя по их портретам, очень красивые. Мы с этой точки зрения не выглядим такими одаренными»19.
Об отношениях Гогена и Ван Гога дает представление тон переписки художников. Они уважали друг друга, но никогда не были настоящими друзьями. Ван Гог в письмах всегда называл Гогена на «вы» (
Они работали вместе, и опыт совместного творчества пошел им обоим на пользу, однако не стоит преувеличивать значение влияния Гогена на Ван Гога. Бесспорно, происходил обмен идеями, но не стоит забывать, что летом 1888 года, когда творческий потенциал Ван Гога достиг апогея, художник работал в одиночестве. В своей автобиографии, написанной через пятнадцать лет после смерти Ван Гога, Гоген намекал на то, что научил Ван Гога практически всему, что тот умел, и Винсент относился к нему как к учителю. Невестка художника Йоханна ван Гог была вне себя от негодования от слов Гогена:
«[Не стоит]… в неправильном свете выставлять наследие Винсента для будущих поколений… Никогда, никогда я не слышала, чтобы Винсент называл Гогена мастером и учителем. Он никогда перед ним не преклонялся, [и утверждать это], зная характер Винсента, было бы неправильно. Все это – история, выдуманная Гогеном много лет спустя. Все, знавшие Гогена, подтвердят, что он не отличался излишней щепетильностью и был очень тщеславным, всегда ставил себя выше других. Я повторю, что [подобное представление] дает искаженную картину характера Винсента и представляет его в роли человека, преклоняющегося перед другом, чего никогда не было. Кроме всего прочего, Винсент никогда не извинялся и не просил прощения, потому что он не был неправ. Я перечитала все письма, написанные Винсентом в тот период, и нигде не нашла и намека на то, что он считал себя более посредственным художником, чем Гоген. У меня есть сорок писем от Гогена, включая несколько написанных в период проживания в Арле, и эти письма, а также письма самого Ван Гога показывают, что они уважали друг друга, но никто из них не чувствовал своего превосходства над коллегой»21.
Тем не менее благодаря Гогену Винсент начал работать несколько иначе, чем ранее. В письмах, написанных до приезда в Арль, Гоген призывал Винсента рисовать, используя воображение. До этого Ван Гог всегда писал с натуры, и предложение Гогена было для него новым, означало изменение методов работы и позволяло работать у себя в мастерской без модели. Это был новый для Винсента подход, и художник был искренне благодарен Гогену за то, что тот ему его показал:
«Гоген помог мне найти смелость для полета фантазии, а все, что порождает воображение, действительно имеет более таинственный характер»22.
В конце ноября работа шла хорошо, и Винсент начал писать серию портретов. Гоген тоже решил написать несколько портретов, например портрет Ван Гога, на котором художник будет изображен в процессе работы над картиной с вазой подсолнухов (заметим, что в то время подсолнухи уже давно отцвели). Винсент украсил спальню Гогена картинами с изображением подсолнухов – цветов, которые стали символом его жизни и творчества. К концу ноября отношения художников стали натянутыми. Винсент в письме брату от 1 декабря упомянул о том, что портрет Гогена пока не закончен. Гоген описывает реакцию Винсента после того, как он увидел себя на его картине: «Это действительно я, но совершенно сумасшедший»23. Винсент признавался в том, что сразу после приезда Гогена в Арль был в «возбужденном состоянии», однако вскоре успокоился и чувствовал себя нормально, поэтому слова о том, что он был «совершенно сумасшедшим», являются, скорее всего, домыслом Гогена, а не цитатой из того, что сказал Винсент, увидев свой портрет. Наступил декабрь, и поведение Ван Гога изменилось. Исчез оптимистический настрой, который был у Винсента в ноябре, и он превратился в непредсказуемого и постоянно вступающего в споры человека, с которым было крайне сложно жить под одной крышей.
Поль Гоген прибыл в Арль с надеждой на плодотворное творческое сотрудничество, улучшение своего финансового положения, налаживание добрых отношений с уважаемым арт-дилером и с желанием увидеть и написать новые пейзажи. Эмиль Бернар очень хорошо отзывался о Ван Гоге, и Гоген рассчитывал на то, что на Юге он наладит рабочие отношения с коллегой, а не станет нянькой и сиделкой для человека, находящегося на грани нервного срыва.
11. Перед штормом
Зима в Провансе – это тихое и спокойное время года. Яркие краски природы тухнут, исчезают, и дни становятся короткими. После захода солнца делать совершенно нечего. Первая проведенная в Провансе зима была для меня настоящим шоком. Телевизора у меня не было, поэтому я читала и писала письма, чем в длинные зимние вечера 1888 года занимал себя и Ван Гог. Через несколько лет я полюбила зимы за солнечные, чистые дни, когда туристы уезжают и в нашей деревне становится тихо и спокойно.
Последний месяц 1888 года оказался особенно трудным для обитателей Желтого дома. Стало холодно, ночью были заморозки. Художники были вынуждены сидеть дома. Вдохновляющая атмосфера совместного творчества сменилась негативом почти постоянных пререканий. Гоген жаловался их общему другу Эмилю Бернару:
«Чувствую себя в Арле, как выброшенная из воды рыба. Пейзажи, люди и все здесь кажется мне мелким и ничтожным. Мы с Винсентом редко в чем приходим к общему мнению, особенно в том, что касается живописи»1.
Настроение и состояние Ван Гога непредсказуемо и стремительно менялось. Он чувствовал себя психически истощенным. Вечерами художники ужинали дома, писали письма друзьям и членам своих семей, читали книги и газеты, а потом выходили выпить в один из баров, которые поздно вечером открывались вокруг площади Ламартин: Cafe de la Gare, Cafe de FAlcazar или Bar du Prado. Иногда они наносили визит проституткам в расположенном поблизости районе красных фонарей.
Большую часть декабря Ван Гог писал членов семьи Рулен. Он сделал серию портретов Августины Рулен, нянчившей новорожденную дочь Марсель. Эти работы отражали представление об идеале, которое художник видел в отношениях матери и ребенка. В то время Ван Гог читал написанный Пьером Лоти роман «Исландский рыбак»
«Мне кажется, что Гоген немного разочаровался добрым старым Арлем, Желтым домом, в котором мы работаем, и в первую очередь мной. И мне, и ему предстоит пережить большие трудности».