К информации о том, что произошло в тот день, я относилась с большой настороженностью. Несмотря на то что о событиях того дня писало много историков и искусствоведов, все подробности остаются очень туманными. Роль Гогена в этой драме всегда была двусмысленной. Гоген уехал практически сразу после этих событий и больше никогда не видел Винсента. Все, что произошло в Арле, стало для него большим ударом, и, вернувшись в Париж, он много чего рассказывал о своем пребывании на Юге и художнике, который «сошел с ума».
Когда я только познакомилась с материалами о пребывании Гогена в Арле, первое, что мне, как и многим другим исследователям, бросилось в глаза, были противоречия и несоответствия в описаниях того периода самим художником. Автобиография Гогена была напечатана в 1903 году, то есть через пятнадцать лет после событий в Арле, к тому времени драма 23 декабря обросла мифическими подробностями. Гоген прекрасно понимал, что описывает эти события для будущих поколений, поэтому в его цели не входило быть предельно правдивым. Его цель была другой – ему надо было найти оправдания своим действиям, потому что он бросил Винсента в очень тяжелый для того момент, и переписать историю так, как это его устраивает.
Свои мемуары Гоген писал на Маркизских островах. К тому времени события казались художнику настолько туманными, что он попросил прислать ему старые записные книжки времен Арля и Бретани. Однако Гоген совершенно позабыл о другом источнике информации – своем добром друге Эмиле Бернаре. Через четыре дня после возвращения из Арля в Париж, в декабре 1888 года, Гоген подробно поведал всю историю своему другу. Встревоженный Бернар сразу после этого разговора написал критику и поэту Альберу Орье письмо, в котором описал подробности нервного срыва Ван Гога. Несмотря на то что сам Бернар не был в день драмы в Арле, то, что письмо было написано через несколько дней после этих событий, дает основания верить ему больше, чем информации в автобиографии Гогена.
Гоген рассказал Бернару, что после неудачной попытки напасть на него в парке Ван Гог убежал в направлении Желтого дома. В автобиографии Гоген утверждает, что в руке голландца была опасная бритва. Однако в письме Бернара нет ни слова о бритве. Если бы Бернар знал, что Ван Гог угрожал Гогену опасной бритвой, то наверняка сообщил бы об этом Орье. В январе 1889 года Гоген написал письмо человеку, имя которого историкам не удалось установить. В нем он дал следующее резюме своего пребывания в Арле: «Я планировал пробыть год на Юге, работая с другом-художником, но, к сожалению, он совершенно сошел с ума, и целый месяц я боялся трагического смертельного исхода»8.
В этом послании мы также не встречаем упоминания бритвы, которая появляется в трактовке событий Гогеном лишь через пятнадцать лет после драмы. Если Винсент сошел с ума и напал на Гогена, то переселение последнего в отель было совершенно обоснованным, а если этого нападения не произошло, то Гоген был просто трусом. Вполне возможно, что точно так же, как и Бомпару из романа Доде, Гогену хотелось, чтобы будущие поколения были о нем лучшего мнения, чем он заслуживал на самом деле. По версии, в которой Ван Гог хотел на него напасть и чуть не убил, получается, что Гогену посчастливилось остаться в живых.
В статье из местной газеты
«Слова
Сам Гоген описывает эти события по-другому:
«Я был очень возбужден, не мог уснуть [в отеле] до трех утра и проснулся достаточно поздно, в семь тридцать. Я пришел на площадь и увидел, что там собралась толпа. Около нашего дома стояли жандармы и господин невысокого роста в шляпе-котелке… это был начальник полиции… Чтобы остановить кровотечение, потребовалось много времени, и на следующий день на плиточном полу двух комнат на первом этаже было разбросано много окровавленных полотенец. Две комнаты и узкая лестница, ведущая в наши спальни, были залиты кровью.
Когда ему стало легче, он надел на голову баскский берет и пошел в дом [терпимости]… Передал охраннику тщательно вымытое и завернутое в конверт свое ухо. «Вот, это на память обо мне», – сказал он. Потом он вернулся домой и сразу лег спать. Перед сном он закрыл ставни и зажег лампу на столе около окна».
«Охранник» – это вышибала у дверей борделя. Любопытно то, что Винсент не только хорошо вымыл свой подарок и завернул его, но и то, что он предусмотрительно зажег масляную лампу, чтобы Гоген мог взять ее и пройти через его спальню в свою. Получается, что Ван Гог не понимал, что в тот вечер сильно испугал Гогена, и ждал его возвращения в Желтый дом.
Гоген продолжает:
«Через десять минут все жившие на улице
– Я не знаю.
– Не знаете? Нет, вы прекрасно знаете. Он мертв.
Никому не желаю пережить то, что я тогда переживал в течение нескольких минут до тех пор, когда смог ему ответить… Запинаясь, я произнес: “Хорошо, месье, давайте поднимемся наверх и там поговорим”. Винсент лежал на кровати, поджав колени к подбородку. Он был завернут в простыни, и казалось, что жизнь покинула его. Я легко прикоснулся к нему и почувствовал тепло его тела. Тут же ко мне вернулся дар мысли и речи.
Очень тихо, почти шепотом я сказал начальнику полиции: “Месье, будьте так любезны и осторожно разбудите этого человека. Если он обо мне спросит, скажите ему, что я уехал в Париж. Даже мой вид может оказаться для него смертельным”»10.
По словам Гогена, все прошло очень корректно. Получается, что Гоген собирался уехать и не хотел, чтобы его увидел Ван Гог, дабы того еще сильнее не травмировать. Однако, по информации из письма Винсента, написанного в больнице в конце декабря, выходит, что, когда художник пришел в себя, Гоген находился в Желтом доме:
«Да как Гоген может утверждать, что не хотел беспокоить меня своим присутствием? Он же не сможет отрицать, что я неоднократно просил, чтобы он ко мне пришел, и ему неоднократно передавали, что я настаиваю на том, чтобы он немедленно меня увидел»11.
В автобиографии Гоген хотел доказать свою невиновность и показать, что не имеет никакого отношения к произошедшим событиям. Гоген утверждал, что в момент, когда Винсент отрезал себе ухо, его (Гогена) в Желтом доме не было. Однако в версии событий по Гогену есть две серьезные нестыковки. Прежде всего это нестыковка по времени. Гоген пишет, что пошел на прогулку после раннего ужина и потом сразу направился в отель, из чего следует, что он должен был прибыть в отель не позднее 22.00 часов. В своих мемуарах Гоген пишет, что, прибыв в отель, он спросил, который час. Этой небольшой детали нет в рассказе Бернара. Его вопрос о времени показался мне излишним. Он как-то не вязался с контекстом. Спросить, который час, можно для того, чтобы обеспечить себе алиби. Потом Гоген утверждал, что не мог уснуть до трех ночи, то есть целых пять часов. Вполне возможно, что Гоген не мог уснуть потому, что переживал за Винсента и думал о том, как и когда вернется в Париж. Но возможно и то, что его мучили угрызения совести, так как он чувствовал, что в этой драме есть и его вина.