Выкрикнув все это, Тарас вдруг осознал, что разговаривает с представителем самого царя, а не с другим гоплитом, своим собратом по оружию. Он резко умолк и взял себя в руки. Распрямившись, он стоял теперь молча, ожидая гневной отповеди за свою истерику, недостойную сдержанных спартанцев. Но пифий не торопился его казнить.

– Царь не ошибся в тебе, – изрек он наконец и, указав на скамью, добавил спокойным голосом: – Сядь, Гисандр. Разговор будет долгим. Мне много нужно тебе рассказать, так как час настал.

Пифий отложил в сторону папирус, который урывками читал во время беседы с Тарасом, и заговорил неспешно, словно и не было никаких срочных дел и плохих известий за последние дни, угрожавших его интересам.

– Еще отправляясь сюда, Леонид предвидел, что новые эфоры начнут интриговать против него. Царь даже не надеялся на то, что они позволят принять грозное оружие, которым ты помог нашей малочисленной армии сокрушить персов у Фермопил, – произнес Клеандр, посмотрев на притихшего Тараса, – царь отлично понял, на что способно твое оружие, и поверил в него. Иначе здесь не было бы ни меня, ни тебя.

– Но, – робко пробормотал Тарас, – как же заветы Ликурга…

– Они давно устарели, – спокойно заметил на это Клеандр, – как и многие наши обычаи. Пришла пора многое изменить в жизни Лакедемона.

– Изменить? – переспросил Тарас, который не поверил свои ушам.

Он в ужасе взирал на Клеандра, который спокойно и открыто говорил ему такие «богохульные» вещи, за которые в Спарте полагалась немедленная смерть. За последние годы гражданин Лакедемона Гисандр, с детства воспитанный в лагере палками педономов, привык к тому, что здесь никто и ничто не может измениться. Законы Ликурга незыблемы. Они предопределили историю Спарты на сотни лет вперед. И при жизни здесь ему оставалось лишь плыть по течению в этой «застывшей стране», мечтая, как и все остальные, о героической смерти во имя Лакедемона. Смирившись во многом, он уже преуспел на этом пути, предначертанном всем до одного спартиатам. Но все же в глубине души, рожденной далеко от этого мира, еще теплилась надежда на другой исход. И потому, услышав из уст Клеандра слово «изменить», он вздрогнул, словно получил оплеуху.

– Но ведь, когда мы плыли сюда, я слышал от мудрого Клеандра совсем другие речи… – пробормотал Тарас, не сводя глаз с пифия.

– По дороге в Спарту я не мог тебе еще всего рассказать, – ответил Клеандр, в задумчивости слегка погладив бороду, – так как еще не произошло того, о чем мы договорились с царем Леонидом. А теперь…

Тарас не перебивал, понимая, что настал момент истины.

– А теперь, – продолжил пифий, медленно подбирая слова, – после того как я расскажу тебе все, тебе придется выбирать….

Их взгляды встретились. Тарас понял, что на этот раз Клеандр и не думал шутить. Вопрос действительно стоял о жизни и смерти. Но Тараса это не пугало, хоть какая-то определенность лучше, чем томительное ожидание. И он кивнул, глядя в глаза пифию.

– Царь решил не отказываться от той мощи, что дает твое оружие на войне. А на тот случай, если эфоры все же запретят тебе его создавать, – как и произошло вчера, – у меня есть тайный приказ.

Пифий встал, сделав несколько шагов к стене, и, развернувшись, закончил мысль.

– Ты немедленно должен покинуть Спарту.

– Я? – не сразу понял смысл сказанного Тарас. – Но ведь через два дня я и так должен вернуться в столицу и вместе со второй армией отбыть в Дельфы.

– Нет, Гисандр, – замотал головой пифий, – ты не пойдешь в Дельфы. Во всяком случае, не сейчас.

Он вновь шагнул к столу, на котором были разложены папирусы, – Тарас даже подумал, не тайные ли это оракулы Аполлона изучает пифий, – и сел на свое место.

– Вместо этого ты погрузишь на корабли в порту все готовые баллисты и отплывешь на Итаку.