– Мне страшно ехать одной, – донесся до него голос Санчи. – Прошло столько лет с тех пор, как меня оторвали от родной земли. Вернувшись, я буду чувствовать себя там чужой.
– Ты скоро освоишься, – попытался успокоить ее Джахан.
– Освоюсь, если рядом будешь ты. Так что ты решил?
В это мгновение Джахан осознал, что человеческая жизнь – это череда неосуществленных возможностей. Бог постоянно ставит человека перед выбором, открывая перед ним пути, которыми тот не может воспользоваться. Никогда прежде он не испытывал к Санче столь горячего сочувствия, как сейчас, в тот самый момент, когда ему придется разбить ее надежды. Она обо всем догадалась по выражению его лица. Глаза женщины потемнели от боли, но она удержалась от слез. Плакать она могла лишь по учителю, по единственной своей любви.
– Обещай, что никогда меня не забудешь, – пробормотал Джахан.
– Я буду помнить тебя до последнего вздоха, – произнесла Санча, и голос бедняжки слегка дрогнул, выдавая горечь охватившего ее разочарования.
Примерно через неделю венецианское судно, трехмачтовая каррака с закругленной кормой, было готово к отплытию. В последнее время венецианские купцы утратили свое привилегированное положение в Стамбуле, уступив его французским, голландским и английским торговцам. Капитан, разумеется, был недоволен этим обстоятельством. Лицо его столь явственно выражало досаду, словно ему невыносимо жали башмаки. Впрочем, суета, связанная с отплытием, не позволяла капитану предаваться мрачным раздумьям. Матросы, загружавшие в трюм бочки, беспрестанно сновали туда-сюда, громко перекрикиваясь и топая по дощатой палубе. Пассажиры ожидали у трапа, когда им будет дозволено подняться на борт. Среди них были священники-иезуиты, католические монахини, путешественники и даже английский аристократ, которого сопровождало несколько слуг. Всем этим людям предстояло совершить длительное морское путешествие в обществе грубых, неотесанных матросов.
Джахан, защищая ладонью глаза от солнца, оглядывался по сторонам. Санчи нигде не было видно. Он уже начал думать, что она отказалась от своего намерения. Возможно, проснувшись утром, она вдруг поняла, что далекая страна, где прошло ее детство, недостижима, как сон, не имеющий ничего общего с реальностью. Но тут Джахан увидел Санчу. Она шла, понурив голову, а длинная тень женщины ползла рядом, словно цепляясь за землю, которую ей предстояло покинуть.
К удивлению Джахана, Санча вновь была в мужской одежде.
– Мне так больше нравится, – сказала она, встретив его недоуменный взгляд.
– Где твои вещи? – спросил Джахан, заметив, что рядом нет ни одного носильщика с багажом, и она указала на небольшой заплечный мешок, лежавший у ее ног. – А как же твои наряды? Подарки Кайры?
– Я все раздала бедным. Только, пожалуйста, не говори ей. Вот все, что мне захотелось взять с собой.
Санча развязала мешок, в котором лежали резная шкатулка, сделанная для нее Синаном, несколько свитков и ожерелье из самоцветов.
– Мои чертежи и подарки учителя, – пояснила она. – Больше мне ничего не надо.
В молчании они подошли к трапу.
– Я не успела проститься с Давудом, – сказала Санча. – Передай ему мои наилучшие пожелания. До сих пор не могу поверить, что он стал главным придворным строителем. Поздравь его от меня.
– Да, непременно, – кивнул Джахан.
По правде говоря, он сам до сих пор не смог заставить себя поздравить Давуда. Встречаться с прежним товарищем у него не было ни малейшего желания.
Набрав в легкие побольше воздуха, он произнес:
– Будь осторожна. Никто на корабле не должен догадаться, что ты женщина. Иначе…