Глава 8

На следующий день запыленные, уставшие, загнав коней, друзья прибыли в красный Воронеж. Вокзал и привокзальная площадь были забиты людьми, поезда ходили нерегулярно. Наступление Деникина внесло сумятицу в работу всех транспортных артерий, соединяющих промышленные районы и столицу красной России с фронтами, где решалась судьба революции и шли ожесточенные бои. Главным, если не единственным, средством переброски боеспособных частей, амуниции, фуража, боеприпасов являлся в это время железнодорожный транспорт. Он и без «помощи» белых – обескровленный, требующий ремонта, специалистов, разбегавшихся из-за жестокого террора вояк любых мастей, из-за голода и разрухи дышал на ладан. Не хватало паровозов, вагонов, топлива. Железнодорожные узлы были забиты спешащими на фронт и прибывающими с фронта составами. В пути поезда, особенно гражданские, подвергались нападениям больших и малых банд, чувствующих себя вольготно в стране, охваченной Гражданской войной, и на ликвидацию которых ни у красных, ни у белых не хватало ни средств, ни времени. Эта третья сила заливала кровью некогда великую, а теперь – несчастную, агонизирующую страну.

– «Самое страшное – это российский бунт, кровавый и беспощадный», – процитировал Муравьев слова Пушкина из «Истории пугачевского бунта».

В хаосе, который царил на железнодорожном вокзале, Муравьев не мог представить себе начальника, хотя бы одного из многих, у которого даже под угрозой расстрела не опускались бы руки и кто помог бы им с отправлением в Москву.

Но он ошибался, недооценивая силу и власть органа, стоявшего на защите завоеваний революции; силу, из которой в будущем вырос самый мощный в мире аппарат насилия – силу Чека.

В левом крыле вокзала, которое охранялось часовыми и где суеты было гораздо меньше, Муравьев обнаружил отделение транспортной Чека воронежского железнодорожного узла.

Оставив друзей, переодетых, как и он, в комиссарские кожанки, у входа для возможной подстраховки, Михаил, предъявив мандат, который тут же был внимательно проверен бдительным часовым, вошел в здание. Атмосфера, царившая здесь, кардинально отличалась от всего увиденного перед этим. Подтянутый и спокойный дежурный, сидящий за письменным столом, отделенным от посетителей барьером, еще раз внимательно проверил мандат.

Чистота помещений, редкие военные и гражданские, целеустремленно проходящие по коридорам, стрекотание печатных машинок за дверьми некоторых кабинетов, суровые лица сотрудников – все это говорило о том, что внешне кажущийся хаос на магистралях – тем не менее управляем, хотя и достигалось это нечеловеческим напряжением.

Мандат за подписью наркомвоенмора Троцкого, еще раз тщательно проверенный в приемной председателя транспортной Чека, возымел действие: и через минуту Муравьев уже находился в кабинете начальника. Немолодой человек с крупными чертами лица, прорезанного резкими морщинами, устало поднял голову от бумаг. Его воспаленные от бессонницы глаза оценивающе-пристально впились в подтянутую фигуру Михаила.

– Чем могу помочь, товарищ?.. – Чекист затянул паузу.

– Мурадов! – звонко ответил Михаил. – По приказу товарища Троцкого откомандированный в Москву. Со мной – два сотрудника.

– Мурадов, – прочитал чекист, еще раз просматривая мандат. – Я так понимаю, что вам нужны три литера до Москвы на ближайший поезд… – и глаза его опять начали подозрительно ощупывать подтянутую фигуру Михаила, который, как ни старался, не мог скрыть офицерской выправки.

«Сейчас спросит о взрыве в царицынской Чека, и начнется тягомотина, которая может закончиться очередной бойней», – обеспокоенно подумал Михаил.

Дребезжащий звонок телефона отвлек чекиста. Тот поднял трубку:

– Да! Я! – И, выслушав тираду по телефону, заорал в трубку: – Ты что, мать твою, первый день в Чека?! Организаторов и наиболее активных – расстрелять для устрашения на месте; остальных саботажников не трогать – работать будет некому! – В сердцах бросил трубку на рычаг, пробормотав: – Работнички, мать твою так… – и опять поднял глаза на Михаила, но очередной звонок снова отвлек его: – Да! – рявкнул он. – Да! Сейчас выезжаю!

Орехов! – встав из-за стола и выходя в приемную, приказал он сотруднику: – Отправишь ближайшим литерным на Москву – этого товарища с двумя сотрудниками и этого корреспондента! – Он указал на сидевшего в приемной немолодого человека в выцветшем френче и пенсне и, заметив протестующе-вопросительное движение этого Орехова, добавил: – Об отсутствии мест и слышать не хочу. Я на 20-й километр с первой бригадой – опять диверсия. – И, хлопнув дверью, вышел в коридор.

То ли срочный вызов, то ли молодость Михаила (он совсем не походил на матерого контрика), то ли отправление поезда, на который тот мог опоздать в случае проверки, то ли мандат, подписанный наркомвоенмором, то ли просто усталость, а может, и все это вместе взятое, помешали чекисту проверить вызвавшую вначале подозрение личность прибывшего. Но тем не менее Муравьев облегченно вздохнул после того, как захлопнулась дверь.

Посадка на поезд, следующий до Москвы, была единственным слабым звеном в тщательно разработанном Михаилом плане – чекистам в Воронеже не составило бы особого труда проверить за короткий промежуток времени, прошедший с отправки под видом чекистов группы Михаила до взрыва в Царицыне, действительное наличие таких сотрудников в царицынской Чека. И хотя списки сотрудников и начальник были уничтожены, хотя погибло большое количество людей – обнаружить фальсификацию было вполне возможно. Достаточно зародиться малейшему подозрению – и началась бы проверка. Тем более что Муравьев в этот момент не имел права предъявлять огромные ценности, которые он должен был передать в комиссию по экспроприации. Это в Москве наличие драгоценностей сразу снимет все подозрения в среде заговорщиков-троцкистов. Да и сам взрыв по прошествии времени уже никто в Москве не станет сопоставлять с отправкой курьеров. К тому же Царицын в ближайшее время могли, скорее всего, взять войска Деникина – не зря же он (Михаил) приложил к этой операции свою руку. А потом в военной круговерти проследить – отправлял ли Свиридов курьеров или нет – уже не представится возможным. Это – в Москве, а здесь: от Царицына до Воронежа – рукой подать…