— Весь кабак дивился, даже с улицы заглядывали.

— А роста какого будет? Ты записываешь, подьячий?

— Записываю, батюшка, все до последнего слова записываю, — скороговоркой отвечал подьячий.

Глаза поповича сузились, будто бы он примеривался.

— Да, пожалуй, подлиньше тебя, князь, — отвечал он, поразмыслив. — Дылда настоящая! Два аршина и с десяток вершков. Это точно. Такого и за версту разглядеть можно.

— А зенки какого цвета, не разглядел?

— Какого цвета очи, не помню, но скажу одно — темные! Дьявольские, так и горят злобою!

— Во что одет?

— Кафтан обычный, из зеленого сукна, на ногах — кожаные сапоги.

— Ишь ты… Где бывает, рассказывал?

— Про Суздаль говорил, про Владимир… Сказывал, что до Казани добрался, а там будто бы житие совсем худое. В Свияжске бывал.

Прикусив губу, подьячий быстро записывал.

— Еще что вспомнишь?

Попович пожал плечами.

— Все рассказал, Федор Юрьевич, как на исповеди.

— Ладно, ступай, нам поговорить надобно. И помни, попович, теперь ты не только за себя в ответе, но и за всю свою семью.

— Помню, князь. Как же забыть такое… — разом потемнел ликом попов сын.

— А теперь пиши, — продолжил Ромодановский, когда за поповичем прикрылась дверь. — «Я, главный судья Преображенского приказа стольник князь Федор Юрьевич Ромодановский… всем повелеваю… таких людей, которые станут без моего ведома крамольников допрашивать по слову и делу и присылать к Москве, передавать в Преображенский приказ…» Успеваешь?..

— Успеваю, государь.

— Далее пиши. «За нарушение сего указа применимы разные кары… Пусть даже если это воевода. А коли потребуется, ослушник будет бит батогами!..» Другой указ… «Всем воеводам… Разыскать и доставить в Преображенский приказ Тихона Ерофеевича Кобыльева, изменщика государева и вора!» Приметы не забудь написать…