— Давай сюда, — не вставая с места, пожелал Ромодановский, протянув руку.

Посыльный расторопно пересек палаты и сунул в раскрытую ладонь скрученную грамоту.

— Брагу хочешь? — хмуро поинтересовался Ромодановский, глядя на отрока.

Губы юноши широко расползлись в благодушной улыбке:

— Только самую малость, а то в горле першит.

— Егорка, налей гостю хмеля, — распорядился князь Ромодановский.

Прибежавший Егор черпанул ковшом из бочки брагу и налил ее в пустой стакан, стоящий на столе.

— Твое здоровьице, боярин, — обхватил длинными пальцами стакан посыльный и жадно выпил угощение. — Ядреная, — довольно протянул он, утерев рукавом мокрый рот. — Такая, что аж глотку дерет. Иноземная водка послабже будет.

— На словах князь передал что-нибудь? — спросил Федор Юрьевич.

Скосив взгляд на брагу, стоящую в самом центре стола, посыльный отвечал:

— Сказал, что пусть Федор Юрьевич присмотрится к тем, кто прибыл в последние недели. Среди них могут быть лазутчики шведского короля.

— Ах вот оно что! Ладно, иди, — отмахнулся Федор Юрьевич. — Хотя постой… Как там в Стокгольме?

Махнув безнадежно рукой, посыльный отвечал:

— Маета одна. Скукотища! Бабы и то худые, подержаться не за что.

— Я не о том, болван! Что там о России глаголют?

— Говорят, что война с русскими будет… Вот только когда, неведомо, — развел он руками.

— Ступай!

Князь Ромодановский внимательно перечитал письмо. Князь Черкасский сообщал о том, что в Москву королем было отправлено доверенное лицо самого Карла ХII с особой миссией. Оставалось только выяснить, что это за лицо и что за миссия. За последний месяц в Кокуе осело восемь человек: пять мужчин и три женщины. Следовало присмотреться к ним повнимательнее.

Солнце спряталось за близлежащую церквушку, купола которой сделались темно-красными, будто пролитая кровушка. «Ну и почудится же такое! — Рука князя невольно потянулась ко лбу. — Посидишь тут в пыточной, позлодействуешь, так еще и не такое привидится!»

Из Преображенского приказа никто не уходил. Изба пустела только тогда, когда Ромодановский отправлялся в свой дом. Но часто бывало, что, перепив, он засыпал где-нибудь на топчане, а то и вовсе укладывался под дыбой. И тогда челядь, стесненная его присутствием, разбредалась по приказу в поисках удобных уголков для сна.