— И научись, наконец, готовить, — с отвращением сказал он, вставая из-за стола и с грохотом отодвигая табурет. — От твоей стряпни тараканы дохнут.
Спускаясь в лифте, он подумал, что теперь, пожалуй, ему и вправду придется организовать для жены несчастный случай. Сейчас она напугана, но страх постепенно пройдет, и она попытается как-нибудь достать его. Он ничуть не обманывался по поводу своей дражайшей половины: проблема, которую он создал своей мальчишеской выходкой, была очень серьезной, но, в конце концов, решение подобных проблем было частью его профессии — не самой важной, но, пожалуй, самой любимой. Планировать чужую жизнь, из-за кулис руководить ею так, чтобы каждый следующий шаг приближал жертву к тщательно отрежиссированной развязке, — это было наивысшее наслаждение. Это была власть.
Осторожно вставив сигарету в рассеченные губы, он вышел из подъезда и сел в свою темно-вишневую «восьмерку». Мысли его были заняты одновременным решением двух сходных задач: как, не привлекая к себе внимания, организовать гибель любимой супруги и как рассчитаться с этой соплячкой из «Омикрона». Кое-какие наметки уже начали появляться, но все это еще следовало как следует обдумать и тщательнейшим образом спланировать.
Этим сентябрьским утром майор ФСБ Гаврилин отправлялся на службу в приподнятом настроении.
Глава 15
Полковник закурил и предложил сигарету сидевшему на заднем сиденье со следящим устройством на коленях капитану. Капитан отказался простым отрицательным движением тяжелого подбородка — он забыл обо всем, впившись взглядом в миниатюрный дисплей, расчерченный условной сеткой улиц, по которому, непрерывно мигая, короткими толчками двигалась красная точка.
— Пошла? — спросил полковник, борясь с желанием перегнуться через спинку сиденья и, вытянув шею, взглянуть на экран. Все эти мудреные электронные штуковины до сих пор вызывали у него смутные подозрения: полковник чувствовал себя деревенским простаком, которого водит за нос компьютерная цыганка.
— Пошла, — слегка сдавленным голосом сказал капитан, и полковник с неудовольствием подумал, что парень сильно нервничает. Это потянуло за собой привычную цепочку невеселых мыслей: настоящие профессионалы вымирали, как мамонты, а на смену им приходили, в лучшем случае, такие, как этот... с нервами. В худшем случае это были просто дураки.
Полковник резко оборвал себя: нет более верного признака подкрадывающейся старости, чем брюзжание в адрес молодежи. В его возрасте ты тоже был с нервами и обожал бегать и стрелять, напомнил он себе. Этот, если верить его послужному списку, уже успел настреляться вдоволь, на десять лет вперед, и при этом, кажется, далеко не глуп. «Интересно, — подумал полковник, — что получится из этой его затеи? Хорошо бы, чтобы что-нибудь получилось... Ход, конечно, нетрадиционный, вроде как почесать подбородок левой рукой через правое ухо, но, — напомнил он себе, — традиционные ходы мы испробовали, кажется, все».
— Поехали, — сказал капитан, — а то потеряем.
Водитель вопросительно посмотрел на полковника, и тот кивнул. Черная «Волга» с антенной радиотелефона на крыше тронулась с места и двинулась вперед. Водитель тоже нервничал, поскольку вести машину, руководствуясь поступавшими с заднего сиденья не вполне внятными распоряжениями, было трудновато, и полковник с покорным вздохом подумал, что все мы живем в нервное время: капитан нервничал, водитель нервничал, и только он, полковник Соболевский, должен был являть собой образец спокойствия и долготерпения, поскольку за все отвечал.
Потом им пришлось снова остановиться, и некоторое время они стояли на месте — минут пятнадцать, никак не меньше. Полковник успел во всех подробностях изучить хитрый орнамент витой чугунной решетки, отделявшей парк от оживленной улицы. За все это время его изыски в области изящных искусств были прерваны только один раз: лейтенант в блестящей от дождя черной кожанке и белой портупее коршуном упал на их машину, казалось, прямо из низких туч, и сообщил, что они стоят в неположенном месте. Полковник без лишних разговоров пугнул его своим удостоверением, и черно-серо-белый коршун, разочарованно пощелкав клювом, улетел искать другую добычу — не такую зубастую. Полковник с трудом удержался от ядовитых комментариев по этому поводу — в конце концов, лейтенант был не виноват в том, что полковник Соболевский тоже начинал нервничать.
— Ну, что у вас там? — спросил он у капитана, стараясь придать голосу безразлично-начальственные нотки.
— Стоит, — столь же бесстрастно отрапортовал капитан. — Да вы не волнуйтесь, товарищ полковник. Это они наверняка товар перегружают.
— Товар... — недовольно проворчал полковник. — Может, они там любовь крутят, почем я знаю?
Он заметил, как при этих его словах лицо капитана едва заметно дернулось, словно тот получил короткий удар слабым электрическим током, и помрачнел. "Дрянь дело, — подумал полковник. — Похоже на то, что его собственная затея нравится парню меньше с каждой минутой. Все верно. Выдвигать остроумные идеи, сидя за столом, легко. Оттуда, из удобного кресла, люди кажутся просто картонными фигурками, в беспорядке разбросанными по поверхности стола: вот дама, вот монах, это бравый генерал, а вон тот, потертый и засаленный, — это у нас будет разбойник... маньяк и садист, и вообще сволочь. С этими персонажами можно сочинять любую сказку, а потом останется только сказать волшебное слово и дунуть... в телефонную трубку, если твое волшебное слово из-за неполадок на линии не дошло до подземных духов с первого раза... но так или иначе, оно дойдет, и духи налягут на ржавые рычаги, скрытые пружины мироздания будут приведены в действие, и твои картонные солдатики побегут в атаку, а засаленный разбойник начнет рвать на даме кружевное платье — все в полном соответствии с разработанным тобой сценарием. А потом они начнут увлекаться, заживут собственной жизнью, и вот уже дама, от которой ты отвернулся только на секунду — взять сигарету, к примеру, — лежит в кустах изнасилованная и убитая, разбойник, которого ты надеялся поймать с помощью дамы, сам поймал кайф и задал стрекача, а твои солдаты во главе с генералом валяются по всему столу с выпущенными кишками и размозженными головами. Монах, само собой, врет всем подряд, и в первую очередь тебе, разбойник хихикает, сидя в кустах, и никакие слова в мире неспособны убедить тебя в том, что это была всего-навсего сказка, сочиненная тобой в минуту короткого помрачения рассудка, потому что кровь на столе — настоящая... И хуже всего бывает как раз тогда, когда, сочиняя свою сказочку, ты включил в список действующих лиц кого-нибудь из своих старых добрых друзей... особенно на роль дамы.
Хватит нести эту сказочную чушь, — резко оборвал себя полковник. — Тоже мне, Ганс Христиан Соболевский. Крибле, крабле. У парня просто не было выхода... У всех у нас не было другого выхода, и единственное, чем я могу его утешить, это всего-навсего голословное обещание сделать вид, что никакой дамы на самом деле не было, а была только отличная оперативно-розыскная работа сотрудников отдела во главе, ясное дело, с полковником Соболевским. Однако, что же они там так долго возятся?"
Он недовольно шевельнулся, открывая рот, но капитан опередил его.
— Все, — сказал он тихо, но, как показалось полковнику, отчаянно, — понеслась. Заводи, Костя. Понеслась, товарищ полковник. Сажайте на хвост наших ребят. Только осторожненько, пусть не высовываются, а то костей не соберут.
— Чего? — с веселым удивлением спросил полковник, оборачиваясь. — Ты сам понял, что сейчас сказал?