Как оказалось, машина была не единственной, мы добрались до еще одной, но та ничего не забивала, лишь деловито вибрировала и иногда издавала какие-то бахающие звуки. Пять мертвых преступников, вооруженных тяжелыми инструментами, в рабочей одежде, больше похожей на лохмотья, двинулись следом за местным блюстителем порядка. Я был шестым в этой бригаде и плелся позади всех. Как только я сошел с тропы, ноги тут же погрузились в наст по самые щиколотки.

«Больше не могу, больше не могу», – то и дело повторял про себя, шагая по хрустящей корке, ссыпающейся в мои ботинки и превращающейся там в воду.

Я без конца сжимал и разжимал пальцы, не давая им превратиться в безжизненный хворост.

Наконец мы дошли до машины, неподалеку от которой над землей возвышалась странная рыжая насыпь. Забравшись по небольшой отвесной лесенке, страж дернул за ручку, и дверца машины легко открылась. Он достал оттуда железную канистру для топлива и, бросив на снег, спустился вниз.

– Лей. – Громкий раскатистый голос пробежал волной, буквально проник в тело через кожу и задержался там дрожью.

Высушенный, как тысячелетняя мумия, старик, стоявший справа от меня, вышел вперед и, добравшись до канистры, дернул крышку. Раздался хлопок от скопившихся внутри канистры паров. Затем он подошел к рыжему холму, который оказался кучей высушенных еловых веток, и начал поливать его из канистры. Закончив, он отнес канистру обратно к стражу и поставил рядом с ним, а затем вернулся в строй. Тип в сером плаще достал из кармана что-то, поджег и бросил в кучу веток, которые тут же гулко вспыхнули, обдав с ног до головы жаром мое тело, совершенно не готовое к такому.

Огромное пламя столбом стремилось к серому небу, пеплом окрашивая все вокруг в черный цвет.

– Бей, – снова грянул голос стража.

И все, с кем я пришел сюда, начали окружать костер. Я старался не отставать, тем более это было для меня внезапным спасением.

Было видно, что эти ребята не впервые проделывают подобное.

Мы окружили этот огромный костер, прижавшись к нему практически вплотную. Далее мы встали в пару. Не имея ни малейшего представления, что и как нужно делать, я подглядел за остальными. Один вооруженный киркой «счастливчик» ставил ее одним концом на промерзшую землю, а другой, вроде меня, удостоившийся чести держать в руках неподъемную кувалду, должен был с размаху бить по кирке. Кажется, до меня начало доходить, чем мы тут будем заниматься, но это меня волновало не так сильно, как тот факт, что с холодом покончено, а значит, все остальное стерпится. Как же я ошибался.

Плечо почувствовало невероятное облегчение, когда с него «слезла» эта ноша, но стоило мне сделать замах, как я ощутил все годы, прошедшие без физкультуры и спорта. Первый удар был не самым лучшим, я промахнулся, кувалда вместо кирки ударила по снегу и утонула в нем. Я взглянул в глаза мужика, державшего инструмент, но ему, кажется, было пофиг – еще бы, держи себе и держи. Хорошо устроился; надеюсь, мы будем меняться.

Костер весело щелкал и стрелял, радуясь своему триумфу. Второй удар был более успешным, и кирка зашла в землю на несколько сантиметров. Жар, исходящий от костра, покусывал оттаявшую кожу. Кажется, мы стояли слишком близко к огню. Глаза и нос тоже оттаяли и обильно начали течь. В голове заиграли первые тревожные мысли вроде: «Не превратиться бы в копченую курицу».

Но отходить было нельзя, это сразу вызвало бы подозрение, к тому же я так сильно замерз, что готов был даже на ожоги.

Я продолжил бить. Пара ударов – и кирка наполовину зашла в снег. Зэк вытащил инструмент и переставил его на несколько шагов в сторону, мы продолжили, удар за ударом. Поначалу, разгорячившись, я даже почувствовал кое-какой энтузиазм. Тело ожило, пальцы снова принадлежали мне, а сил, казалось, столько, что хоть до ночи колоти.

Но спустя пятнадцать ударов молодецкая удаль пошла на спад, и заносить кувалду каждый раз становилось все тяжелее. Каждый новый удар отдавался легкой вибрацией во всем теле. Непривыкшая кожа на ладонях покрывалась мозолями, а плечи постепенно забивались. При этом с меня уже текло ручьем. Нужно было срочно перевести дыхание, а в идеале вообще перекурить, но перекуров не было. Мы ковыряли землю и перемещались с места на место, а машина тем временем уже начала работать. Все это создавало массу неудобств: одно дело – когда землю долбят где-то вдалеке, и совсем другое – когда в метре от твоих ног.

«Главное, что не холодно. Главное, что не замерзну», – успокаивал я себя.

Не знаю, сколько прошло времени с начала работы, но я чувствовал, как силы мои увядают все стремительнее, а вместе с ними и недавно появившаяся надежда.

Заключенный, работающий со мной в паре, и не думал меняться местами. Он без остановки подставлял кирку под новый удар и ни разу не отвел от нее взгляда, словно это дело было главным в его жизни.

Наконец я признался самому себе, что мне жарко, жарко настолько, что захотелось упасть закоптившимся лицом в снег. Дыхание сбилось, слюна стала тягучей и постоянно стекала по губам во время новых ударов. Ужасно хотелось пить, ноги по щиколотку уходили в воду, образовавшуюся от растаявшего снега. И я чувствовал, что вот-вот сорвусь и упаду на колени, чтобы сделать несколько глотков, но это означало бы смерть, а умирать я не хотел, пока…