Когда до меня донесся шелест гравия под колесами машины Сэма, я испугалась. Я сидела на диване и смотрела шоу о женщинах, которые соревновались со своими ближайшими подругами, кто из них устроит лучшую свадьбу. И еще не привела себя в порядок. Я быстро захлопнула ноутбук и открыла книгу по развитию детей дошкольного возраста.

– Здравствуй, жена, – сказал Сэм, целуя меня в губы и обдавая несвежим дыханием – пахло гнилым мясом, и у меня сразу свело живот.

– Как все прошло сегодня? – поинтересовалась я.

Он проигнорировал вопрос, сел рядом со мной и обхватил мои налившиеся груди, взвешивая их в ладонях, как какой-нибудь средневековый купец.

– Кажется, наша Мерри пахнет мускусом? – смеясь, проговорил он. – Я знаю, чего ты хочешь, – он запустил палец мне в джинсы.

Я с утра не принимала душ и сама чувствовала свой интимный запах на его пальцах.

– Ты измеряешь температуру? – спросил он. – Ты должна делать это каждый день, чтобы мы не ошиблись с датами.

Пару недель назад он купил мне базальный термометр. Я должна была измерять температуру каждое утро и отслеживать каждую стадию своей овуляции. Фолликулярная фаза, лютеиновая фаза, период цикла – все это записывалось и вносилось в таблицу, которая была в приложении у меня в телефоне. Все по науке. Когда у меня наилучший момент для зачатия, телефон начинает отчаянно пищать и на экране появляется красный кружок. «Красный день календаря!» – словно объявляет он. Напоминание. Предупреждение.

– Я пользуюсь им, – сказала я. – Но нужно время, чтобы высчитать свой цикл.

Ему не терпится. Он хочет, чтобы я снова забеременела. Настаивал, чтобы мы начали пробовать, когда ребенку было всего два месяца.

– Слишком рано, – умоляла я. – Там все еще болит.

– Глупости, – сказал он. – Доктор сказал – шесть недель.

А потом у меня снова были кровяные выделения – светло-розовые пятна на простынях, а на следующий день – на моем нижнем белье. Несколько пар трусов я сразу выбросила в мусорное ведро – кровь засохла бурыми, дурно пахнущими пятнами.

– Пойдем, – сказал Сэм.

Он привел меня в спальню и нежно уложил на кровать с вполне определенной целью. Я лежала и притворялась, что горю энтузиазмом. О да! Еще! Пожалуйста! Ему нравится, когда я упрашиваю его. И когда я благодарю его после каждого акта, словно он сделал мне подарок.

В иные дни мне бывает особенно сложно выражать эту свою благодарность. Признавать, как сильно мне повезло. В такие дни Сэм двигался медленнее, замирал, заглядывал мне в глаза. Иногда он вызывает у меня отвращение – физическую реакцию на его запах и прикосновения; на то, как он дышит открытым ртом, приподнимая язык, на эти черные жесткие волосы, которые беспорядочными пучками покрывают его плечи.

Я внутренне содрогаюсь оттого, что он так близко.

Наверно, это нормально.

– Я люблю тебя, Мерри, – сказал он, и в этот момент я почувствовала ее – благодарность. Я почувствовала себя любимой – по крайней мере мне показалось, что почувствовала. Иногда нельзя сказать наверняка.

Сэм лег сверху и вошел в меня. Он вцепился в меня обеими руками – и дышал мне прямо в ухо.