– Раньше я работала художником-декоратором, – ответила Мерри едва слышно.

– Для кино? – поинтересовался Карл.

– Кино, телешоу, просто телереклама.

– Да, она всегда обустраивала эти вымышленные мирки. Кухни, гостиные, все эти интерьеры, которые всегда встречаешь в дрянной дешевой рекламе. Дезинфицирующее мыло для рук или матрасы.

– Ну, было несколько более интересных проектов, – возразила Мерри.

Я вдруг вспомнил, как однажды вечером она пришла домой с зеленым креслом, которое ей вручили как плату за целый рабочий день. Она попросила меня поднять его в нашу квартиру. Помню, как меня раздражало это кресло, как злился на то, что она отрывает меня от дела, прося помощи в такой глупости, когда я корпел над документами. Эта работа была унизительной для нее. Она была унизительной для нас.

Я посмотрел на нее сейчас – и заметил в глазах этот взгляд, который появлялся у нее время от времени. Задумчивый. Меланхолический. Как будто ее мысли витали где-то далеко. Будто она забыла, где она и кто.

Я откусил еще кусочек торта:

– Боже, как же вкусно, правда?

– Да, – согласился Карл. – Очень хороший торт.

Мерри моргнула и улыбнулась.

– Ты планируешь найти тут что-то подобное? – спросила у нее Эльза. – Тут снимается масса местных шоу, в Стокгольме или Гетеборге. Было бы весьма удобно, очень близко к дому.

Я поймал взгляд Мерри, и она покачала головой.

– Нет, – сказала она. – Мне нравится возможность просто сосредоточиться на материнстве. Это действительно самое важное.

Перед тем как соседи ушли, я позвал Карла в дом, чтобы показать ему свою коллекцию африканских масок. Шесть резных деревянных лиц: три из Кот-д’Ивуара, одно из Бенина, две маски плодородия племени игбо – результат семестра, проведенного в Нигерии.

– Как экзотично, – сказал он.

– Они вселяют ужас, – вздрогнула Эльза.

– Мерри чувствует то же самое, – рассмеялся я. – Она годами умоляет меня положить их в коробку.

– И все же они по-прежнему на стене, – улыбнувшись, сказала Эльза.

После того как мы попрощались, я закрыл дверь и привлек Мерри к себе.