Я запнулась о камешек, попавший под ноги, так и не додумав мысль. Взмахнула руками, чтобы сохранить равновесие. А когда все же выровнялась, поняла, что меня не просто повело, а конкретно так занесло с Виком.

Так, Поддубник, тормози! Какие ночи?! Остановись!

Но останавливаться отчего-то не хотелось.

– Осторожнее, – раздался обеспокоенный голос дедушки, шедшего позади.

Отчего-то показалось, что это предупреждение вовсе не о коварной тропинке. Облизнула пересохшие губы. Нет, ерунда. Просто дала о себе знать бессонная ночь. А до того – сумасшедшая неделя. Вот и чудится все…

Но теперь-то я дома…

До гибели родителей в аварии дом у меня прочно ассоциировался с квартирой, где мы жили с мамой и папой. А после… Бабушка с дедом, тогда уже обосновавшиеся на своей фазенде, после трагедии оформили надо мной опеку, вернулись в город, в сталинку. И семь лет жили в ней ради меня. Потому что внучке нужно было окончить хорошую школу. Лишь когда я поступила на журфак, вернулись на дачу.

А сейчас дом был там, где были мои родные. Бревенчатый, двухэтажный, он стоял, согретый ласковыми лучами рассветного майского солнца. Вокруг витали аромат свежей зелени и одуряюще пахшей сирени. А вместе с ними я вдыхала надежду и ожидание.

Впереди маячила заботливо взрыхленная клумба с тюльпанами. Это точно бабушка. Дед был равнодушен к цветам: предпочитал газоны, кусты, плодовые деревья. «Чтобы и красиво, и практично», – любил приговаривать он, сажая черешню или тую. Последняя, когда разрослась, стала живой изгородью от соседей по участку, добавив даче еще больше уединенности и спокойствия.

Именно последнее-то сейчас и было мне так нужно. И оно на меня снизошло вместе с бабушкиными оладушками, теплым травяным чаем и неспешными разговорами о ерунде, которая часто бывает самой важной.

Как же долго я не приезжала! С выхода той самой статьи по рейдерскому захвату минвод. Закрутилась в нервном водовороте событий.

А сейчас, здесь, на даче, я словно снова оказалась в детстве. В почти идеальном мире, где даже самые тяжелые раны на сердце можно было вылечить объятьями, где витал запах старых книг и умиротворения.

День уже разошелся вовсю, когда ба взяла чайник, чтобы заварить еще чабреца, а дедушке позвонили, и он вышел в другую комнату.

Я осталась всего на пару минут одна. И этого оказалось достаточно, чтобы меня сморило прямо в кресле-качалке.

Сквозь дрему я почувствовала, как стало тепло и уютно, а затем и вовсе провалилась в черный колодец без сновидений.

Проснулась я, когда за неплотно зашторенным окном догорал закат. Тело затекло, ощутимо ныла спина. А вот поясница просто мстила, отдаваясь нешуточной болью, которую я чувствовала в полной мере, откинув плед и встав. Клетчатым шерстяным покрывалом меня укутали, чтобы я не замерзла.

Я тихо потянулась и двинулась из комнаты. Организм требовал побыть в уединении, так сказать, подумать о вечном в формате малого.

Вот только, когда я проходила мимо дедушкиного кабинета, дверь в тот оказалась приоткрытой и я услышала:

– Спасибо тебе, что предупредил. Без тебя бы и не узнал, какое Каська моя осиное гнездо разворошила с этими минводами… – Пауза, показавшаяся мне вечностью. Видимо, собеседник что-то отвечал. А затем вновь знакомый с детства голос: – Да, вот приехала. Живая, здоровая. Пока лично не увидел, сердце все неспокойно было. Дочь потерял. Еще и внучку – не вынес бы…

Меня от этих слов как молнией прошило. Потому что я поняла, о чем говорил дедушка. Так вот причина того, что меня так быстро спрят… в смысле перевели в пресс-службу МЧС.