– А ты его знаешь?

Мы с Лучианой переглядываемся и негласно договариваемся не рассказывать Асе, как Чеховской собирался женить ее на этом Фархате. Ни к чему нам лишние раздоры в семье.

– Слышала, – кивает Лучиана, успокаиваясь.

– Перестань плакать, умойся и приведи себя в порядок. Я тебе гарантирую, что из тех дверей, – Ася указывает на гостиную, – первым выпорхнет твой Котя. А мы своих мужиков еще полночи ждать будем, пока они наболтаются.

– Ась, я не буду пить с вами чай. Видеть ее не могу, – настаивает Лучиана.

– Ничего страшного, нам больше достанется, – смеется Ася, поглаживая ее по голове. – Помнишь, как год назад я говорила тебе, что однажды и ты станешь невестой? Так вот ты – невеста, Лучик. Думай только об этом. Саша на тебе женится. На тебе! Ты затмила всех. Да он ради тебя тут с ножом у горла жил. Это ценнее любых ухаживаний.

Легко и непринужденно Асе удается заставить Лучиану бодро улыбнуться. Не знаю, получится ли у меня когда-то стать такой же расслабленной и своей в этом тяжелом окружении. Но именно здесь жизнь бьет ключом. А рядом со Степой всегда витал дух безысходности.

Новость о том, что бывший муж Евы убил их нерожденного ребенка, всколыхнуло в моей памяти признание свекрови, что и Степа однажды совершил нечто подобное. Да, скорее всего он не бил меня из чувства страха. Он жил с немой манией преследования. Знал, что второй раз точно не избежит наказания. Выплескивал свой негатив на ринге, иначе и мне бы тумаки отвешивал. Он не в состоянии аффекта пистолет в руки взял. Он был способен на это. Знал, где достать оружие. Как напасть. И чем Чеховской страшнее Степы? Он хотя бы не притворяется хорошим!

– О чем задумалась, Даш? – выдергивает меня из мыслей Ася.

Лучиана уже ушла, а я стою посреди коридора и, прижимая к себе малышку, смотрю в никуда.

– Да так. Я тоже не хочу чай, Ась. Ты не обидишься?

– Какие обиды? – Отмахивается она и забирает у меня дочь. – Ты столько пережила в последнее время, что насильно требовать твоей компании с моей стороны – варварство.

– Вы с Камилем такие… позитивные, – подбираю я подходящее слово.

– Так было не всегда, Даш. Мы и темные времена пережили. Настенька все изменила. – Она с бесконечной нежностью смотрит на спящую малютку. – Не буду лукавить, Даш, у меня с Романом натянутые отношения. Мы терпим друг друга только из-за Камиля. Но я всяких людей повидала. Роман Чех по сравнению с некоторыми – зайка. И я лучше продамся ему в рабство, чем заведу дружбу с теми чудовищами.

Похоже, мне не хватало этих слов. Толчок в нужном направлении от человека, который недолюбливает Чеховского, но отлично его знает и справедлив в своей оценке.

– Он никогда ни на кого не смотрел так, как на тебя, Даш, – с улыбкой добавляет Ася.

– Как?

– С пленительным восхищением, Даш. С восхищением! А насколько мне известно, Роман Чех всегда восхищался только собой, – хихикает она, направившись в библиотеку. – Пользуйся, пока он пластилиновый.

Уметь бы еще лепить из этого пластилина. Я привыкла терпеть и подчиняться, жертвуя своими желаниями. Моя властность ограничивается стенами школы. За их пределами я – никто. Обычная, среднестатистическая женщина. Серая мышь с набором комплексов. Неудовлетворенная, изморенная, давно постаревшая душой. А как только меня хорошенько встряхнул Роман Чех, я испугалась и спряталась за колючим, непробиваемым щитом.

Уйдя в комнату, я открываю окно. В последнее время мне часто не хватает воздуха. Избегала этой мысли, но больше не могу: какая-то часть меня умерла вместе со Степой. Десять лет вместе – это срок. Невозможно взять и вычеркнуть его из памяти, вопреки той подлости, что он совершил. Но мне некому признаться в своей боли. Кто меня поймет? Чеховской и вся его семья живет по своим законам. Предатель должен быть наказан и забыт. Они в силах жить дальше, распрощавшись с подлецом раз и навсегда. Мне же предстоит этому научиться.