– Нам нужна сумка для него, – он еле заметным движением указал на кое-как закопченное мясо. – И еще обувь.
– Обувь?
От удивления рука Келси потянулась к ее полусапожкам. Ну да, они были потерты и, возможно, поцарапаны настолько, что этого уже не исправить, но все еще целы. Поменять их на ту грубую поделку, которую мастерил Йонан, было бы крайне глупо, и Келси чуть так и не ляпнула, но прикусила язык.
– Серые, – продолжал мужчина, – и высматривают добычу, и вынюхивают, а вот ночные гончие – только вынюхивают. Мы обеспечим им такой запах, который надолго собьет их с нашего следа.
Он отложил грубую поделку в сторону и поставил ногу в пятно тусклого света, потом достал из поясной сумки припасенный ильбейн и принялся энергично натирать им веревку по всей длине. Покончив с этим, он отложил комок листьев и стал обматывать ногу веревкой, пока не убедился на ощупь, что полностью скрыл подбитую металлом подошву сапога.
– И это поможет? – Келси хотелось уверенности, хоть она и начала уже понимать, что задумал Йонан.
– Будем надеяться. У ильбейна много свойств. Нам теперь придется испытать одно из них.
В результате когда они устроились на ночевку, договорившись спать и караулить поочередно, сапоги их были обмотаны тростниковыми веревками, натертыми измельченными листьями ильбейна. Келси взяла на себя первую стражу. Костер полностью угас, а вокруг витал чистый запах ильбейна. Свет луны позволял рассмотреть развалины и окрестные поля.
Девушка слушала – странным образом, в котором объединялись и слух, и разум. Это было все равно что пробовать воздух: она посылала мысленные волны, чтобы уловить любое беспокойство, какое только могло таиться в тенях. На самом деле она напряженно ожидала, не раздастся ли вой бегущих по следу псов, за которыми следует Черный охотник и ему подобные.
Ночь была полна жизни. Келси слышала шуршание в высокой траве, а однажды пронзительный крик заставил ее вскочить, прежде чем она поняла, что это голос какой-то ночной хищной птицы. Но ни воя, ни бегущих по коже мурашек, которые ассоциировались у девушки с мерзкими собаками, не было. Она не могла даже прикинуть, насколько далеко они перенеслись от той рощи, где их окружили. Если Йонан и знал это – а Келси подозревала, что это не так, – он ничего об этом не сказал. Но уже одно то, что он установил ночные дежурства, определенно доказывало, что он не считает эти места безопасными.
Келси клонило в сон. Борясь с дремотой, она встала и пошла к стене крепости без крыши по камням, чтобы шорох травы не выдал ее. Там она остановилась, пытаясь представить, что же за разумные существа возвели это могучее строение, но не сделали ни входной двери, ни проходов между внутренними стенами, чтобы попадать из комнаты в комнату. Крепость безмолвствовала. Она была такой же частью сокрытой и позабытой истории, как тот круг упавших камней в Бен-Блэре.
Бен-Блэр… Келси вдруг снова стало страшно, и она содрогнулась, осознав, что Бен-Блэр теперь далек от ее жизни, как сон. Она спрашивала Саймона Трегарта о возвращении. Он отвечал уклончиво, но Келси была настойчива, и он все же сказал, что случаи возвращения через те же Ворота неизвестны. Можно найти здесь другие Ворота и отправиться дальше, в иные странные места и времена, но вернуться обратно к себе…
Обратно к себе. Она припомнила, что Саймон колебался, говоря это, и в конце концов сказал, что бо́льшая часть тех, кто прошел через Ворота, сделали это, спасаясь бегством. Их «к себе» находилось в этом мире, который многие сознательно искали.
Многие, но не она! И она хотела…
Глядя на смутно различимую в лунном свете черную громаду крепости, она принялась размышлять о здешних Воротах. Где она очутится, если пройдет сквозь них? Лучше ей там станет или хуже? Девушка взяла колдовской камень в руку и ощутила его успокаивающее тепло. Но тут ее мысли заполонил настойчивый импульс, и она отодвинула камень немного подальше, чтобы взглянуть в его сердцевину; там замерцал и принялся разгораться свет. Она шагнула назад, туда где оставила Йонана, чувствуя некую перемену – но не в окружающей местности.
Исходящий от камня свет сгустился вокруг него, и хотя Келси по-прежнему ощущала нагревающийся самоцвет в своей руке, она его больше не видела – лишь шар бурлящего света. И в него была впечатана тень, и тень эта становилась все темнее и отчетливее с каждым ударом ее сердца.
– Витле! – выдохнула она.
Стоило прозвучать этому имени, и изображение сделалось устойчивее. Келси теперь смотрела прямо в глаза колдунье, как будто они стояли лицом к лицу. Девушка снова ощутила, что не в силах контролировать принуждение, двигавшее ею с того момента, как она взяла камень.
Губы колдуньи в светящемся шаре зашевелились. Но вместо слов до Келси донеслась мысль, прямая, как луч, резкая и неодолимая:
– Где?