— Кто он? — спросил Гил.

— Просто работник. Приводит тут все в порядок, подготавливает монастырь для экскурсий, — объяснила Сабби. — Предполагалось, что он не появится в ближайшие полчаса.

— Ты знала, что он приедет? — с недоверием спросил Гил.

— Леди-экскурсовод упоминала о нем, когда мы бродили по саду. Он ее зять.

— Ужасно.

Сабби говорила таким тоном, которым обычно сообщают, почему обед задерживается на десять минут.

Я так понимаю, приняв в расчет показания парня из магазина, который любопытствовал, зачем нам так много всего, твой приступ диабета во время экскурсии, а также вот это, — она показала на неподвижную фигуру у своих ног, — полиция легко вычислит, кто виновен во взломе. А одеяло — прекрасная улика вместе с отпечатками наших пальцев на пластыре.

— Так сотри их! — воскликнул Гил.

— С клейкой стороны тоже? — спросила Сабби. — У нас чуть больше часа. Ты хочешь продолжить болтовню или заняться делом, чтобы отыскать свиток?

Она повернулась и снова двинулась в часовню. Гил в три шага догнал ее.

— А как же быть с ним? И с машиной?

— Я хотела устроить его поудобней на заднем сиденье, но ты же не захотел участвовать в этом, поэтому, полагаю, он полежит на гравии, пока здесь не появится дневная экскурсия. К тому времени мы уже уберемся отсюда. Со свитком или без него.

— Дневная? И никто не хватится его раньше?

— Нет, он алкаш, — отрубила Сабби.

И, несмотря на темноту, деловито поменяла батарейки в фонариках, так сноровисто, словно видела ночью, как днем.

— Знаешь, в чем проблема? — спросила она.

«Проклятая прямолинейность!»

— Нет, не во мне, — заметила Сабби, словно подслушав его мысли. — В тебе.

— Во мне? — спросил Гил с недоверием.

— Да. Ты сказал, что работа в критических обстоятельствах дается тебе лучше всего, но уже час провел за органом, действуя весьма методично. В рамках логики ты сыграл все, что мог. И все впустую.