Мне приходится сдвинуть портативный холодильник, чтобы сесть. Поглядывая на него с опаской, усаживаюсь и облизываю сухие губы. Антон переваливается через меня, вдавливая в сиденье своей неподъемной тушей и душа меня запахом своего тела, которым я уже и так насквозь пропитана.

— Пиво будешь? — Отбрасывает крышку, из облачка пара достает жестяную банку с каплями конденсата и откупоривает ее с шипящим звуком. — Совсем забыл. Тебе же нельзя ничего крепче воды, — ухмыляется над моим голодным видом.

Сомкнув губы, поджимаю их. Зубки безопаснее спрятать.

— Так куда мы все-таки едем? — спрашиваю, как только трогаемся со двора.

— В лес. — Антон делает глоток и, довольно мычит, откинув голову назад. — Сказал же.

Нервно крутя на пальце кольцо, смотрю в окно — на мелькающие деревья и корявые кусты вдоль дороги. Освещаемые лишь светом фар, они выглядят пугающе, и лес, гулять в котором теплым летним днем в удовольствие, отталкивает, подобно кладбищу.

— Там мороженое есть, — сообщает мне Демид, не отвлекаясь от дороги.

— Спасибо. Я горло берегу.

Антон запрокидывает руку на спинку сиденья и как будто по чистой случайности пальцами касается моего плеча.

— Правильно, такую глотку надо беречь.

Я подаюсь вперед, подальше от его прикосновений, но он хватает меня за плечо и возвращает в исходное положение. Засовываю свои принципы под желание жить и терплю. Тем более есть тут кое-что омерзительнее — музыка Демида. Стоит отметить, у Антона вкус лучше, мне ближе.

— Что мы будем делать в лесу? — уточняю, сковываясь в объятиях своего жениха с запашком пива.

Ненавижу его. Радик всегда пах пивом. Дешевым старым пивом. И хотя в руках Антона дорогое, импортное, да еще и безалкогольное, воспоминания расковыриваются не самые приятные.

— Тебя буду перевоспитывать, — отвечает Антон, склонившись ко мне.

Отодвигаюсь вбок, но без толку. Там его рука, которая снова притягивает меня к твердой груди.

— Как? Объяснять разницу между съедобными и ядовитыми грибами?

— Тебя, язву такую, ядовитым грибом не зашибешь, — усмехается, опять поглаживая мое плечо пальцами. Скотина! — Хочешь жить, Рина? Хочешь бабулю свою и маму на своей свадьбе увидеть? Подружку… Как ее?

— Софья, — подсказывает ему Демид.

Козлина! Он даже на Соньку накопал!

Я зажмуриваюсь, прогоняя перед глазами образы дорогих мне людей. Давит на самое больное.