— Я по жизни человек улыбчивый.

— Нет. Так вы никогда не улыбаетесь.

— Инесса сиськи прислала.

— М-м-м, — мычит он, не поверив. — Эта Катерина особенная. Таких у вас не было.

— Каких — таких? Блондинистые и тупые у меня были всегда.

— Вы же сами прекрасно знаете, что она совсем не тупая.

В ванной шумит вода, и через пару секунд блондиночка высовывается из-за двери, тихо пискнув:

— Я все.

Покраснев до кончиков ушей, опускает лицо и отходит в сторону.

С глубоким вздохом натянув на руку медицинскую перчатку, Генрих шевелит пальцами и отправляется на раскопки.

— С облегчением, — лыблюсь блондиночке, отчего она становится еще пунцовее.

Стесняется, смелая моя, что посторонний мужик с ее шоколадом возится. Меньше будет из чужих бокалов хлебать, а потом крутых парней за нос водить!

— Ты всегда так редко в туалет ходишь? Или это от беременности запор? — посмеиваюсь с издевкой.

Нравится мне, как она волнуется: румянцем покрывается, пальчики заламывает, губу покусывает. У нее все это само собой выходит, без наигранности. У Инессы бы получилась лишь слабая игра плохой актрисульки из полуприличного фильма.

— А ты? — быстро набирается храбрости блондиночка. — Часто в туалет ходишь? Или в основном, все дерьмо из тебя иначе выходит?

Шум сливного бачка ставит точку в обсуждении столь наболевшей темы. Дверь ванной распахивается.

— Ну вот, — вздыхает блондиночка. — Ничего нет. Только зря…

Генрих вытягивает руку и раскрывает ладонь, на которой сверкает маленькое колечко.