— Ну и для кого ты себя бережешь? — ухмыляюсь, не въезжая, за каким хреном в двадцать первом веке девки хранят целку, едва сводя концы с концами. Ни шмоток приличных, ни цацок, ни тачки, ни хаты, ни жратвы, ни путешествий, зато, мля, девственница!
— Например, для того, кто меня полюбит.
— Любовь! — ржу, потому что невозможно слушать это на полном серьезе. — Откуда вы такие только беретесь? Любовь…
Генрих привозит нас в ресторан, в котором внешний вид моей невесты вызывает вполне оправданное недоумение у хостес. Но моя улыбка прокладывает нам путь к столику, где вскоре появляются блюда из лучших позиций этого заведения.
— А ты не веришь в силу любви? — спрашивает блондиночка.
— Ты о чем? Хочешь сказать, ты все это время масло в голове гоняла? Зациклилась на моем безверии в тупую слюнявую любовь? — Отрезаю себе кусок стейка и отправляю в рот.
Моя невеста тоскливо копается вилкой в салате.
— Лев Евгеньевич усыновил троих детей. Наверное, в его мотивах есть хоть капля любви, — не унимается, дуреха, подняв на меня обиженный взгляд задетой фанатички.
— Он усыновил двоих, — отвечаю, жуя. — Только меня и Рината.
— Алика его родная дочь?
— Он мечтал о сыне. Но полученная при ранении травма сделала его бесплодным. Однажды он был в моем детском доме. С какой-то благотворительной акцией. Все без ума в политику рвался. Пыль в глаза пускал. А у меня в тот день была назначена стрелка с пацанами. Мы устроили драку, которая сорвала его интервью. Я стою весь в крови, в соплях, с подбитым глазом и сломанным мизинцем, — показываю ей свой кривоватый палец на левой руке, — а он подходит ко мне и спрашивает: «Кто тебя побил?». Я жаловаться не привык. Стиснул зубы и отмолчался. Он меня по волосам потрепал и засмеялся: «Звереныш». А через неделю приехал с бумагами и забрал меня. — Делаю глоток воды. — Алика тогда совсем мелкая была. Но мне нравилось с ней возиться. С полгода я только и делал, что играл с ней, отъедался, привыкал к тому, что Ксюша читает мне перед сном, причесывает меня, учит аккуратности. А потом Лев Евгеньевич стал вводить меня в курс дела. Со мной занимались тренера, инструкторы. Но я учился не мяч гонять по полю, а драться и стрелять. В тринадцать я начал ездить с отцом на сделки. Он всем представлял меня своим сыном, преемником. И я привык к мысли, что когда-нибудь вся его империя станет моей. Я жил ею. Можно сказать — дышал. А еще через год у Льва Евгеньевича убили водилу. У того остался шестнадцатилетний сын. Мать он еще раньше потерял, а старший брат от первого брака отца не мог оформить опекунство. Какая-то бюрократическая загвоздка. Хотя подозреваю, палки в колеса ему ставил именно Лев Евгеньевич. Короче, так у нас в семье появился Ринат. Соответственно, наследников стало двое.
— В тебе он увидел себя, — не стесняется в выражениях блондиночка. — А усыновлять Рината какая выгода?
— Детка, ты, походу, вообще не вдупляешь. В нашем бизнесе нет места слабакам с
— Наверное, ты прав. Иначе он оставил бы империю родной дочери.
— И ее потенциальному мужу-полоумку? Лев Евгеньевич для того нас и закалял, чтобы мы за Алику горой стояли, если его не станет. Его так воспитали — заботиться о женщинах семьи. Алика никогда ни в чем не будет нуждаться. Но править компанией будет один из нас. Либо я, либо Ринат. И я очень надеюсь, что ты наконец высрешь мое кольцо.
— Приятного аппетита, — вздыхает блондиночка, отложив вилку и поднеся к губам бокал с водой.
К еде она так и не притрагивается. Будто нарочно тянет время, держа дерьмо в себе. Слишком плохо меня знает. Я уже на шаг впереди, чего бы она там ни запланировала.
Черт, все-таки я не понимаю, как такая красивая и сообразительная кукла не нашла себе мажора или папика. Сейчас плескалась бы где-нибудь в заливе, заполняя свою инсту горячими селфи. Вокруг слуги, водилы, телохранители. Ночью секс. В конце концов, могла бы уже и мне дать. Ей бы точно понравилось.
Домой по пробкам добираемся только к вечеру. Лев Евгеньевич с Ксюшей сидят в беседке. Настроение у обоих хорошее. Улыбки, блеск в глазах.
Стоит мне выйти к ним, как я тут же узнаю причину их радости.