Опять во что-то проваливаюсь, лечу, увязаю. Пытаюсь закричать, позвать на помощь, но нет ни голоса, ни сил. Я чувствую на себе его руки. Они обвивают меня, отрывают от земли, стягивают тугим обручем. Я чувствую его запах. Он травит искушающими нотками опасности. От него веет самой смертью. Но его тиски слишком крепки. Они не поддадутся на мои слабые потуги освободиться.

— Черт!

Я вздрагиваю от оглушительного звона бьющегося стекла. Спросонок кажется, что кто-то разбил окно. Уж больно громки любые звуки, когда твое сознание дремлет, окутанное хоть каким-то покоем.

Подскочив с подушки, убираю растрепанные волосы с лица и бегло осматриваюсь.

Уже утро. Причем — позднее. Я лежу в кровати Антона, накрытая одеялом. Но точно помню, что не уходила с софы. Выходит, мне не почудилось. Он действительно трогал меня, когда переносил на кровать. Только… зачем?!

В нос ударяет запах моих духов. Настолько терпкий, словно кто-то выплеснул их прямо перед моим лицом.

Слышу, как за приоткрытой дверью ванной осколки скребут по кафелю. Выглянувший оттуда Антон с мокрыми зализанными назад волосами и в полотенце на бедрах оказывает мне честь своим взглядом, прежде чем сообщить:

— Я разбил флакон с твоими духами.

— Что?! — возмущаюсь я, позабыв, какая это мелочь по сравнению со всем остальным.

— Не привык, чтобы вещи были раскиданы, где попало.

— Они стояли на раковине!

— Очень подходящее место, — язвит Громов. — Поднимайся. Поедем в свадебный салон. Заодно заскочим в торговый центр, куплю тебе новые духи.

Свадебный салон… Как же я осмелилась забыть, что выхожу замуж за этого мерзавца!

Настроение у моего жениха вроде приподнятое. Но я все равно заглядываю под одеяло, чтобы проверить, вся ли одежда на мне в наличии. Напрасно волнуюсь. Инесса наверняка ни в чем ему не отказывала. Сегодня этот самец сыт, и я могу быть спокойной: предлагать мне перепихнуться он не будет.

И хотя у меня нет никакого желания мерить свадебные платья, которые не изменят траурного выражения лица, бунтовать мне нельзя. Подчинение теперь моя норма. Самое важное условие выживания. Поэтому воспользовавшись ванной после Антона, я напяливаю на себя футболку и джинсовый комбез, небрежно собираю волосы на макушке и цепляю на глаза темные очки. Нет ни малейшего желания причесываться и краситься. Для этого должно быть праздничное настроение, которое осталось при Инессе, в отличие от ее жениха.

— Дразнишь? — задается вопросом Громов, с полминуты протаращившись на меня в салоне машины.

— Просто из того, что привез Генрих, выбор невелик. — Отворачиваюсь к окну в ожидании, когда же этот Генрих повернет ключ зажигания и увезет меня из этой тюрьмы.

— Опять не о том думаешь, Рина. — Антон резко подается ко мне, обдав мое лицо мятным дыханием. — Я люблю растрепанных телочек. Надеюсь, примерочная в салоне просторная, — усмехается он, облизнувшись и хлопнув Генриха по плечу, чтобы тот трогался.

— Славно, что я не телочка, — отражаю я, больше не трепеща перед ним. Как будто отшибло весь страх.

Громов обрисовывает взглядом мое лицо и садится на место.