Засевшая под ключицами ледяная игла звенела: почему, почему ты мне ничего не сказал? Или Дим? Ведь он… знал?

Видимо, она сказала это вслух, потому что он ответил — медленно, с явной неохотой:

— Дим знал.

— Конечно! Дим — знал! Тебе ведь надо было кому-то поручить дела! Кому же, кроме Дима? Старого верного друга! Которому можно доверять, да? А мне?!

— Так было лучше.

— Лучше?! Я… — Нет, она не стала говорить «я чуть не умерла»: отчаяние, таблетки — все это было уже в прошлом, сегодня она другая. И можно бы сейчас развернуться и уйти. Все уже ясно. Но некоторые вопросы остались. — Кто еще знал? Шухов? Юристы? Эта твоя… Ульянкина подружка, да? Которая всему свету рассказывает, что она от тебя ребеночка ждет!

— Да бред это. — К нему вернулась утраченная было уверенность, словно он из топкой склизкой грязи переступил на тропинку. Тоже не асфальт, но нога стоит твердо. — Бред какой-то то, что она там несет. Ты из-за этого, что ли, сердишься?

Сердишься? Леля задохнулась от бешенства. Нет, не Леля — Алекс. Вместо жалобного «мне было так плохо без тебя» в ней ослепительно пылал гнев. Сердишься! Так мило, так обыкновенно. Словно он в грязных ботинках по вымытому полу прошел. Это «сердишься» возмутило ее куда сильнее, чем телевизионные откровения Мии. Но объяснить такое было совершенно невозможно. Если он сказал «сердишься», значит, не понимает. И никакие объяснения ничего не изменят. Не дойдет.

— Я не сержусь, — сухо возразила она.

Он усмехнулся:

— Вот и отлично. А то ведь у меня, знаешь, тоже есть основания… сердиться. Скажешь, нет? Ты без меня вполне неплохо развлекалась.

— Развлекалась… — повторила она, опешив. Это он про Алика? И почему ей — не стыдно? Потому что, если тонешь, не имеет значения, за чью руку хвататься. И, если падаешь бездыханно посреди улицы, какая разница, насколько грязен бомж, который сделает тебе искусственное дыхание? Кажется, в Таиланде король, свалившись в реку, может и утонуть, потому что спасать его — нельзя! Нельзя прикасаться к священному телу! Но она-то, к счастью, не король Таиланда! И Алик, пусть и гаденыш тот еще оказался, помог ей… выжить. Просто выжить. Вспомнить, как дышать. Развлекалась, да.

Он, хмыкнув, еще и уточнил:

— Ну не скучала уж точно.

И Леля вдруг с ошеломляющей ясностью не столько поняла, сколько увидела, что это — правда. Не тогда, когда был Алик, — он остро, почти болезненно напоминал ей Леньку, и она страстно выискивала эти черты сходства… Но вот после… Сейчас…

— Да. Я без тебя не скучала.

— Ну вот видишь.

— И теперь ты надумал… вернуться?

Он замялся — на мгновение, не больше:

— Ну… не совсем.