Последние политические события на территории бывшего СССР заставляют задуматься о том, насколько оправданным является сотрудничество с сильной, идеологически (или этнически) близкой иностранной державой, если ее интересы совпадают с чаяниями местного населения. В двух ведущих журналах по новейшей истории недавно были опубликованы статьи, посвященные отношениям сербских немцев и украинских чиновников с Третьим рейхом — иными словами, тому, что привычно называется не подлежащим обжалованию словом «коллаборационизм». Ученые попытались выяснить, где пролегает граница между стремлением к улучшению жизни собственного народа и служением внешней силе и к чему приводят компромиссы в подобных вопросах.

Первое исследование, опубликованное в Journal of Contemporary History[57], посвящено судьбе немцев Сербии (точнее одной из ее областей — Баната). Когда в апреле 1941 года Гитлер ввел войска, фольксдойче (этнические немцы) из недовольного своим положением меньшинства превратились в господ. Но их надежды на свое государство, опору рейха на Балканах, не сбылись. Берлин использовал банатских немцев в качестве источника пополнения войск для борьбы с партизанами и поставщика продовольствия для нужд вермахта.

Другая статья, из журнала Contemporary European History[58], рассказывает о деятельности вспомогательной гражданской администрации на Украине. Историки приходят к следующему выводу: хотя чиновники нередко шли служить к немцам из лучших побуждений (прежде всего, чтобы вернуть жизнь людей в нормальное русло, починить дороги и мосты, организовать систему здравоохранения), они лишь усугубляли положение местного населения, помогая реализовывать эксплуататорские планы Берлина.

Свои среди чужих

Война Германии с Югославией и Грецией весной 1941 года была во многом вынужденным шагом со стороны Гитлера, сделанным с целью прикрытия южного фланга Европы во время наступления на СССР. Присутствие вооруженных сил рейха на оккупированных территориях старались свести к минимуму и земли раздали союзникам и марионеточным правительствам (хорватскому, сербскому и черногорскому). На остальных территориях бывшей Югославии Гитлеру важно было обеспечить себе надежную поддержку со стороны местного населения — и банатские немцы, бывшее угнетенное меньшинство, идеально годились на эту роль.

Банатские немцы — часть более крупной этнической общности дунайских швабов. Они стали переселяться в междуречье Дуная и Тисы с середины XVIII века, когда эти территории, опустевшие после войн с турками, вошли в состав державы Габсбургов. К концу столетия мигрантов насчитывалось уже более 100 тысяч. В 1918 году, после распада Австро-Венгрии, в Банате была провозглашена недолговечная республика, но ее территорию по итогам мирных договоров разделили между Венгрией, Румынией и Королевством сербов, хорватов и словенцев. Неудивительно, что банатские немцы недолюбливали своих новых балканских господ с их националистической политикой и в 1930-е годы стали симпатизировать нацистам на исторической родине.

Однако при всей декларируемой поддержке немцев на Дунае (как опоры «нового европейского порядка») Гитлер не дал им своего государства: Банат нужно было держать в качестве приманки для Венгрии и Румынии, и поэтому де-юре его оставили в составе Сербии, хотя управлял им вице-губернатор из числа фольксдойче. Последние получили не только самоуправление, но и возможность эксплуатировать другие этнические группы.

Прежде всего речь идет о собственности евреев. Хотя фольксдойче не принимали участия в разработке планов холокоста даже на местном уровне, они помогали их реализовывать: например, искали и конвоировали банатских евреев в Белград. Охранники-фольксдойче не упускали случая присвоить себе украшения, обувь и другие личные вещи своих «подопечных». Крупная собственность (дома и заводы) переходила в распоряжение имперской администрации, но та спокойно смотрела, как мебель, фарфор и ковры перекочевывают в дома зажиточных фольксдойче, а также назначала местных немцев на должности управляющих предприятиями. Эти посты часто использовались для личного обогащения, причем бывшее еврейское фабричное имущество разворовывалось.

Банатским немцам также отдали земли, которые ранее принадлежали венгерской знати, а после межвоенной аграрной реформы — сербам — ветеранам Первой мировой войны. Впрочем, никакого расового триумфа германцев над славянами не случилось: сербские земли (и только те, которые их владельцы сами не обрабатывали) разрешили покупать и румынам, и венграм — опять же чтобы порадовать союзников рейха. Более того, чем больше разрасталось партизанское движение, тем меньше берлинские власти хотели настраивать против себя относительно лояльных сербских крестьян Баната. И уже в 1943 году передача сербских земель немцам была спущена на тормозах.

Но главное другое: война на Восточном фронте требовала все больше ресурсов, и за половинчатые привилегии и громкие фразы о «новом немецком порядке» и об «освобождении от многолетнего рабства» фольксдойче приходилось платить свою цену — и она постоянно росла. О свободной продаже зерна и поросят банатские немцы скоро забыли. Берлин призывал превратить Банат в «житницу рейха», откуда сельскохозяйственная продукция может доходить до Германии за несколько дней (а не недель, как с Украины). Хотя фольксдойче составляли лишь одну пятую часть населения Баната, от них требовалось не менее четверти поставок пшеницы и до половины поставок свинины от общей нормы вывозимой из региона сельскохозяйственной продукции. Если крестьяне не могли предоставить такое количество, власти реквизировали их продукты без компенсации.

^{Солдаты дивизии СС «Принц Ойген» в партизанском бою в Югославии (1943)}