Ребенок с трудом поднялся с пола и подошел к тазу, где дрожащими, избитыми руками стал смывать кровь, струившуюся по его лицу.

Из угла, где сидела Жанна Мария, снова раздался странный горловой звук, напоминавший собой сдержанный крик или рыдание. Симон поспешил туда и увидел свою жену бледную и недвижимую, лежащую в обмороке на полу.

Симон схватил ее своими сильными руками, положил на постель и стал мочить ей голову.

— Жанна Мария, очнись, что с тобой? Болит у тебя что-нибудь?

Жена сапожника открыла глаза и ответила:

— Да, я больна.

— Я схожу за доктором. Ты не должна умирать! Больница близко; я сбегаю туда и привезу доктора.

Он уже собрался бежать, но Жанна Мария остановила его, пробормотав:

— Останься! Не оставляй меня одну с ним; я боюсь его.

— Кого? — с изумлением спросил Симон.

— Его, — прошептала Жанна Мария, указывая глазами на маленького Людовика, все еще тщетно старавшегося унять кровь, лившуюся у него из носа, — я не останусь с ним; он убьет меня.

Симон разразился громким хохотом:

— Теперь я вижу, что ты действительно больна, Жанна Мария, и сейчас приведу доктора.

— Пусть он идет в свою камеру, — пробормотала она, — я не могу видеть его; я с ума сойду, если он будет у меня перед глазами.

— Убирайся, проклятая змея! — заревел Симон.

Мальчик, уже давно привыкший к подобным эпитетам, поспешил в свою каморку.

— Теперь я сбегаю и скажу привратнику, чтобы он послал кого-нибудь за доктором.

Симон поспешно вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с известием, что привратник сам побежал за доктором.

— Глупости, — воскликнула Жанна Мария, — мне никакой доктор не поможет, да я вовсе не больна. Дай мне пить, Симон: у меня жжет в горле как огнем. Позови маленького Капета, а то его глаза горят в темноте, как звезды; это неприятно мне.

Симон печально покачал головой и, подавая ей воду, сказал про себя: «Она очень больна, у нее, наверно, лихорадка; надо исполнять ее желания, а то, пожалуй, еще бред начнется».