Жена не дарила подобной страсти, а напротив, когда он, под влиянием чисто физиологического влечения мужчины начинал целовать и обнимать спокойную, лежащую почти равнодушно жену, она вдруг заговаривала о необходимости покупки новой одежды для подрастающего сына, просила не забыть отремонтировать текущий на кухне кран и о других проблемах, которых всегда много в семейной жизни, но которые, как казалось Андрею, можно и нужно было бы обсуждать не в постели или во всяком случае не в моменты любви.

Боясь обидеть жену, он никогда не говорил ей о своих подобных мыслях, но эта физическая любовь с обсуждениями семейных проблем начинала всё больше и больше раздражать, вызывая не радость, а порой даже ненависть и к жене и к самому себе за то, что ничего не может предпринять. Бросить жену с ребёнком он не мог себе позволить из элементарного чувства порядочности и потому продолжал страдать внутренне, стараясь скрыть раздражение. Кроме того, он шесть лет учился заочно в политехническом институте, закончил его и теперь направлялся руководством в качестве специалиста в Пакистан на строительство ТЭЦ в совершенно незнакомом городе Гуду. И ехать туда нужно было с семьёй, у которой нет проблем во взаимоотношениях. Сыну исполнилось недавно восемь лет. Его можно было брать с собой. Так что о разрыве семейных отношений Андрей и не помышлял, приехав в Москву оформлять выездные документы

Настенька привалилась спиной к парню, доставая из сумочки ключ и открывая квартиру. Затем она слегка качнулась. Он подхватил снова её под руку и они прошли вперёд по коридорчику мимо достаточно просторной кухни, ванной и туалета в большую комнату, где прямо по центру спинкой к противоположной стене стояла широкая кровать. Настенька подошла и буквально упала спиной на постель, закрыв глаза и простонав:

– Будьте добры, заприте, пожалуйста, дверь, намочите слегка в ванной полотенце и принесите сюда, если не трудно. Сейчас всё пройдёт, и мы попьём кофе.

Выскочив из комнаты, Андрей торопливо бросился к входной двери, захлопнув её, щёлкнул замком, кинулся в ванную и оторопело остановился, поразившись красотой отделки стен и самой ванны, голубой с цветочками плиткой, огромным зеркалом и несколькими бронзового цвета кольцами с львиными мордами, на одном из которых висело розовое полотенце. Андрей схватил его и хотел намочить, но у крана умывальника не оказалось привычных круглых ручек, а над носиком для воды торчал, выступая вперёд, какой-то рычажок.

Не растерявшись, проявляя свою техническую смекалку при встрече с любым новшеством, Андрей подвинул рычажок вправо. С любопытством и удивлением он заметил, что вода не пошла. Тогда он осторожно приподнял рычажок, и вода полилась, но горячая. Он испуганно нажал на рычаг, остановив струю, и, передвинув рычаг влево, снова поднял его – пошла холодная вода. Андрей хмыкнул одобрительно то ли по поводу своей сообразительности, то ли относительно технического прогресса, намочил быстро конец полотенца и побежал в комнату.

Влетев в неё он остолбенело стал, приковавшись взглядом к постели. Настенька лежала, раскинув руки, склонив на бок голову с закрытыми глазами. Прекрасные золотящиеся от падающего через окно солнечного света волосы рассыпались, накрыли собой плечи, как бы оберегая честь хозяйки. А кофточка на груди, не дававшая покоя Андрею с первого момента встречи, наоборот, наконец-таки не выдержала напряжения тугих холмов и расстегнулась, обнажив, словно выкатившиеся, тяжёлые белые шары грудей с ярко-красными сосками, призывно манящими к себе.

Но Андрей тут же перевёл взгляд на закрытые глаза и испугался, что девушка умирает, подскочил к кровати, опустился на колени и положил осторожно мокрый конец полотенца на обращённый от него в сторону окна лоб.

Настенька левой рукой взяла полотенце, прижимая его к лицу, а правой легким нежным движением сдвинула руку парня с полотенца вниз, и она как бы случайно упала на грудь девушки.

Андрей застыл от неожиданности, а потом медленно, боясь нарушить неожиданный момент счастья, стал передвигать пальцы руки по тонкой, удивительно мягкой коже, готовой прогнуться при самом лёгком нажиме, но в то же время упруго возвращающей пальцы на место. Это было фантастическое ощущение, какого Андрей никогда прежде не испытывал. Рука скользила осторожно и плавно, едва касаясь всех выпуклостей вершины холма, затем медленно, очень медленно опустилась к животу, а губы сами собой потянулись к белой коже холмов, которые отвечали вспыхнувшим жаром.

Поцелуй его был настолько нежным и осторожным, словно только дыхание губ коснулось груди, но рука Настеньки тут же опустилась на голову парня и внезапно прижала её к себе. Это был знак одобрения и Андрей не мыслью, не сознанием, а внутренней интуицией воспринял его, как снятие табу, устранение преграды, и начал неистово целовать грудь, руки, лицо, живот, приговаривая, почти бормоча:

– Боже мой, какая же вы прекрасная, боже мой!

Настенька счастливо смеялась, отвечая порой на поцелуи, прикасаясь к его щекам, ушам, шее, но всякий раз отводя губы от его губ.

Конечно, они оба заметили, когда его руки скользнули к пуговицам юбки, и та тотчас распахнулась, раскрыв всё тело Настеньки, но она не возражала, отдаваясь всецело пламени страсти. Он целовал ноги, а она смеялась радостно и сказала, наконец:

– Слушай, отдохни хоть немного, устал ведь, небось.

Он зажал в обеих ладонях ступню ноги, прижался к большому пальцу губами и отрицательно закачал головой. Потом вдруг приподнялся, оставив ноги, посмотрел Настеньке в смеющиеся глаза и выдохнул из себя вопрос:

– Слушай, а можно я разденусь?

Ах, если бы он действовал, не спрашивая, если бы всё шло неотвратимо. Но он спросил, и потому теперь Настенька отрицательно качнула головой, говоря:

– А вот этого делать не надо.

Бедный парень. Он ещё не знал натуры женщины, у которой слово "нет" отнюдь не значит, что она решительно отказывает, что в принципе это может даже означать просто "да", которое по её мнению должно быть угаданным влюблённым человеком. Но он не угадал и наивно произнёс вопросительные слова: