Боря попытался представить эту картину, но плечи передёрнуло, возмутился:

— Так в отделении запрещено пользоваться мобильной связью.

— А по стационарному чего не позвонил? А? — продолжила напирать Дашка, на самоподрыве шрапнелью эмоциональной закидывая.

Борю совсем к автобусу прижали, затем на ступеньки задом упал, а она всё напирает и напирает.

«Волнуется. Отвечать надо», — напомнил внутренний голос.

— А кто сейчас номера на память помнит? — возмутился Боря. — Человечество глупым стало совсем с современными гаджетами, я свой номер с трудом помню.

Но тут Дашка совсем близко стала. Зажмурился Боря, предчувствуя обилие пиздюлин. Но придавили грудью крепок. А затем он бы… поцелован.

Глаза открыл Боря, а она сверху на него по ступенькам залезла. Дверь закрылась. Там орут, главное. А внутри салона уже пусто. Эвакуировались все. Даже водитель отлить вышел.

«Это не по-пацански!» — закричал внутренний голос: «Она тебе не игрушка! Отдал корешу — терпи! Сам виноват. Дурак ты, конечно. Мог бы такую семью создать — закачаешься».

Боря и рад бы согласиться, а потом возразить. Сказать своё решительное нет попыткам всё вернуть. Нельзя взад отмотать.

Только горячо вдруг внутри стало. И всё равно уже, что к полу прижали. Над ним только дыхание прерывистое и губы столько, словно последний мужчина на Земле остался.

Кто дорвался — тот и права!

Боря шире в штанах стал. Но тут внутренний голос вдруг как ляпнет:

«Ну что ты за человек?».

И, главное, тоном учительницы начальных классов. Той, старой, советской закалки. И так сразу стыдно стало. Что отпихнули руки спортсменку сиськастую. И голосом, полным вселенской тоски, сказал Глобальный:

— Даш… давай домой, а? Завтра тебе Стасяна верну в целости и сохранности.

— Да какой Стасян! — рявкнула она, а затем затихла. — Ты дурак совсем?!

За щёки себя взяла, вздохнула, в себя приходя. И тихо добавила.

— А ты чего с ним не работаешь?

— А я на другом объекте.