– Я тоже весьма сожалею, что по какому-то странному затмению не обратил внимания на фамилию резидента, – сказал Вильмовский.

– Да, мы не сумели воспользоваться таким великолепным случаем, – с досадой подтвердил Томек. – Думается, однако, что вы, уважаемый пандит Давасарман, тоже хорошо знакомы с Центральной Азией. Ведь вы совершали опасные поездки в разные страны. Мы, наверное, можем многое от вас услышать.

– Святая правда, будьте столь любезны, расскажите о здешних путешественниках. Мы всегда охотно слушаем такие истории, – присоединился к просьбе Томека боцман.

– По-видимому, вас больше всего интересуют экспедиции сэра Янгхазбенда, – сказал пандит Давасарман.

– Мы хотели бы услышать об известных исследователях Центральной Азии, – ответил Томек. – Мы кое-что знаем о сэре Фрэнсисе Янгхазбенде и Свене Гедине, но на этом и кончаются все наши познания.

– Очень трудно рассказывать о научных экспедициях людей, деятельность которых еще продолжается, – начал пандит Давасарман. – Центральная Азия до середины девятнадцатого века была почти совершенно неизведанна, как неизведанны были и пограничные горы. Впрочем, мы до сих пор очень мало знаем о некоторых землях Центральной Азии. Так, например, недоступным оказалось Тибетское нагорье, отрезанное от нас самыми высокими горами мира, отличающееся к тому же суровым климатом и недоверием местных жителей к чужестранцам. Жители Тибета окружают необыкновенной таинственностью свой священный город Лхасу.

Первые вести о некоторых странах Центральной Азии были получены в Европе в четырнадцатом веке от таких путешественников, как Рубрук[108], Марко Поло и Одорико Порденоне. Позднее из Китая в Тибет проникли иезуиты[109]. Их донесения собрал в одно целое Клапрот. В начале девятнадцатого века Маннинг, Гюк и Габе исследовали отдельные подходы к Тибету, но тайн этой страны раскрыть им не удалось. В Тибете каждому европейцу угрожала смерть. Поэтому англичане решили подготовить ряд индийских топографов. Эти последние в обиходе называются пандитами. Пользуясь своим знанием местного языка и обычаев, они стали постепенно проникать в негостеприимную страну. И хотя большинство из них погибли или пропали без вести, некоторым счастливчикам удалось проникнуть в Лхасу. Один из пандитов под видом благочестивого паломника жил в этом священном для буддистов городе длительное время. Пандиты Найн Сингх Рават и Угьен Гьятц прославились своими исследованиями Тибета.

– Ах, как это похоже на англичан, ведь они всегда любили загребать жар чужими руками, – перебил боцман рассказ пандита Давасармана. – А о себе, милостивый государь, вы не упоминаете?

– Я путешествовал не только с научной целью. Кроме того, как солдат, я обязан соблюдать тайну относительно выполняемых мною задач, – ответил пандит Давасарман. – Моя деятельность в основном проходит в странах Центральной Азии, непосредственно примыкающих к границе Британской Индии. Сагибы, пожалуй, согласятся, что чем меньше человек посвящен в дела пограничных территорий, тем лучше для него, когда он путешествует по диким пустыням. Однако разрешите, я вернусь к вопросу о географических открытиях. В начале девятнадцатого века братья Адольф и Герман Шлагинтвейт организовали вылазку на северную сторону хребта Каракорум. После них в Яркенде и Кашгаре в Восточном Туркестане побывали Джордж Хэйуорд и Роберт Шоу, а Артур Кэри достиг Западного Тибета, дойдя до Таримской впадины. Всего лишь семнадцать лет назад нынешний английский резидент в Кашмире, сэр Фрэнсис Янгхазбенд, впервые пересек всю Центральную Азию и дошел до Пекина с запада. В 1903–1904 годах Янгхазбенд с генералом Макдональдом совершили поход в Тибет и впервые в истории этой страны принудили тибетцев впустить европейцев в Лхасу.

– Извините, пожалуйста, если я вас перебью. Неужели генерал Макдональд, с которым мы познакомились на охоте в Алваре, сопутствовал Янгхазбенду во время его похода в Тибет? – спросил Вильмовский.

– Вы, сагиб, не ошиблись, – ответил пандит Давасарман.

– Сюрпризы на каждом шагу, – буркнул боцман. – Еще немного, и по ниточке мы дойдем до клубка…

Вильмовский с укором взглянул на моряка, и тот умолк.

А пандит Давасарман продолжал:

– В конце девятнадцатого века Жан Капю и Пьер Бонвало первыми перешли через Памир, потом последний из них совершил путешествие через весь Тибет, направляясь из Ташкента в Ханой. В это же время американец Уильям Рокхилл проник в глубину Тибета, но не дошел до Лхасы. Весьма значительные научные плоды принесли экспедиции Дютрейля де Ринса и Гренара. Наконец, в 1894 году ряд научных экспедиций организовал Свен Гедин. В последнее время, как я слышал, ему удалось, несмотря на бдительность Янгхазбенда, тайком пробраться из Леха в Южный Тибет, где он, вероятно, находится и сейчас[110]. Несколько лет назад в Северном Тибете проходила экспедиция Фильхнера и Тафеля. Всего лишь год прошел с тех пор, как исследователи Брюс и Лайар отправились из Леха в Пекин через Тибет, горы Куньлунь и пустыню Гоби. Так европейцы медленно, но упорно проникают в таинственные края Азии, но Тибет все еще остается почти неисследованным.

– Из вашего рассказа можно заключить, что англичане не поощряют деятельности Свена Гедина, хотя они и заинтересованы открытиями в Тибете, – заметил Томек.

– Все это не так просто, мой дорогой, – вмешался Вильмовский. – Свен Гедин не работает на англичан. Поэтому они стараются помешать его деятельности, как и деятельности путешественников из других иностранных государств, которые, в свою очередь, пытаются укрепить свое влияние в странах Центральной Азии. Ведь недаром именно в то время, когда англичане исследовали среднеазиатские возвышенности с юга, с севера начали работу экспедиции, снаряженные русскими. Например, в середине девятнадцатого века Петр Семенов-Тян-Шанский, один из самых выдающихся исследователей Азии, изучил горы Тянь-Шань, которые отделяют русские владения от Афганистана. Кроме того, исследования вели Венюков в Восточном Туркестане и Северцов в Тянь-Шане и на Памире. Особое значение получили четыре крупные экспедиции Николая Пржевальского, который впервые основательно исследовал почти неизвестные до него территории Таримской впадины и Северного Тибета. Пржевальский продвинулся далеко в глубину Тибета, перешел через хребет Марко Поло[111] и был остановлен тибетскими властями всего лишь на расстоянии двухсот пятидесяти километров от Лхасы. Он произвел топографическую съемку маршрута длиной около тридцати тысяч километров, открыл дикого верблюда и дикую лошадь, получившую название лошади Пржевальского. Кроме Пржевальского, два раза посетил Восточный Тибет русский исследователь Григорий Потанин.