Урядник много рассказывал об условиях, господствующих в его округе. Он ругал якутов, которые приняли православие, но по-прежнему оставались язычниками и не хотели подчиняться царским чиновникам, жаловался на конфликты со ссыльными, работающими на золотых приисках, и обвинял местные власти в плохом исполнении своих обязанностей.
В конце концов Вильмовский взглянул на часы.
— Уже поздно, а меня ждет конвой в лагере под городом. Еще сегодня или в крайнем случае завтра с утра мне надо ехать дальше. Я хочу вернуться на юг еще до первого снега, — сказал он, прерывая красноречие подвыпившего полицейского.
— Понимаю, понимаю, уже вчера ночью у нас был заморозок, — заметил урядник.
— Находясь здесь проездом, я хотел бы при случае закончить еще одно служебное дело, — сказал Вильмовский. — В Алдане находится ссыльный, которого я должен дополнительно допросить.
— Вот как? — удивился урядник. — Кто это, если не секрет?
— Да так, один поляк, присланный сюда из Нерчинска. Говорят, он работает в фактории Нашкина.
— Как его фамилия?
— Збигнев Карский, — кратко ответил Вильмовский.
На лице урядника появилось выражение сосредоточенности, будто он что-то вспоминал.
— Сейчас-сейчас, это тот, который собирался бежать? — спросил он минуту спустя.
— Да, видимо, именно он, — сказал Вильмовский. — Ведь это я раскрыл его намерения…
— Как же-с, помню, помню. Ведь я лично читал ваш рапорт, подшитый к бумагам ссыльного. Это вы подчеркнули красным карандашом: «Опасный преступник, отмечаться через каждые три дня».
— У вас хорошая память, — осторожно похвалил Вильмовский. — Это ценное качество; я вижу, что награда вами вполне заслужена…
Довольный урядник вдруг обеспокоился.
— Этот допрос имеет важное значение? — спросил он.
— Может быть, важное, а может быть, и нет. Дело касается кого-то другого.
— Не знаю, успеете ли вы, — опечалился урядник. — Он, правда, здесь, но, пожалуй, это его последние минуты… Лечил его наш фельдшер, говорят, что и шаман приходил, но никто ему не помог. Он умирает, а может быть, уже умер этой ночью. Несколько дней тому назад Нашкин прислал сюда кого-то для упорядочения дел фактории.
Чтобы не выдать охватившей его дрожи, Вильмовский крепко ухватился руками за стол. Он не мог произнести ни слова. Это было весьма печальное известие. К счастью, урядник в этот момент разливал в рюмки сладкую настойку и не заметил бледности, покрывшей лицо его собеседника.
Вильмовский взял рюмку и опрокинул ее в рот.