— Тетя Май, я совсем запутался.

— Немудрено… тебе в особенности.

Говорила тетка отрывисто и сурово, не глядя; какая-то новая озабоченность (помимо тщательно скрываемого чувства стыда) ощущалась в ней сегодня.

— Ты глубже всех влез. Смотри не споткнись.

— Со мною все в порядке. Тетя Май, я все о том же: мог Анатоль убить? Ну скажите: мог?

— Оставь ты нашего дурака в покое. Он за все получит (и получает уже), за все свои безобразия.

— Мог?

— Нет, конечно, — она взглянула наконец прямо и как-то нерешительно. — Ты что, не понимаешь?

— Ничего не понимаю. Кандидатов у меня двое: Валентин и Викентий. Но балерон (для человека постороннего) слишком уж хорошо ориентируется в вашем доме. У компаньона же алиби на момент убийства Любы.

— Ну и что?

— Кто-то ведь стоял в сарае — существо, по определению Анатоля. «Иди и убей!» Он пошел.

— Его терзала горячка, Саня. Он мог слышать эти слова раньше, например (застряли в мозгу), а воспринять полностью — найдя пистолет.

— Значит, Вика?

— Вика любит пожить приятно, с комфортом, — заметила тетка рассеянно.

— Вот именно. И у него, и у балерона какой-то комплекс насчет детей.

— Из-за этого, Саня, не убивают, а бросают. Вместе с ребенком.

— А если она захотела отомстить, явившись с пистолетом. Он ее перехитрил.

— Это больше похоже на правду. Женщина утонченная, экзальтированная… ну, ты мое мнение знаешь. А ребенок, должно быть, умер. Восковой веночек, — пояснила тетка. — Она хоть и со странностями была, но нормальная. Покупать на свою будущую могилу — это уж чересчур.

— Он убил ребенка, — прошептал Саня.

— Не думаю. В такой кошмар ввязываться… Нам, правда, детей Бог не послал, но…