– Боюсь, никаких мотивов этого самоубийства ты там не найдешь.

– Наверное, ты прав. Но мало ли что.

И тут в кабинет вошла Нисимура. Бледная как полотно.

– Извините, что долго…

Я впервые задумался о ее возрасте. Похоже, ей не было и сорока. Ее голос, обычно такой механический, теперь дрожал.

– Простите, что так рано вас потревожил, – ответил ей Какисима.

– Ну что вы, – всхлипнула Нисимура. – Но зачем же он?.. Да еще так внезапно…

Какисима в двух словах рассказал ей, что произошло. Затем добавил:

– Я хотел бы осмотреть его кабинет. Вы мне откроете?

Нисимура кивнула. Мы зашли в кабинет президента вдвоем. На рабочем столе, как и на столике у дивана, было пусто. Ни камеры, ни пленки.

– Может, в столе?

Какисима молча выдвинул ящики стола. Все они были не заперты. Но кроме бумаг – ничего. Так же как и в шкафу у выхода. Понятно, что все эти документы Какисима еще основательно перелопатит. Но в данный момент проверять больше нечего.

– Получается, он забрал кассету домой?

– Похоже на то, – кивнул Какисима. – Этой ночью в их доме проводят заупокойную службу. Если получится, попробую поговорить с его сыном.

Внезапно за моей спиной раздалось:

– Хориэ? В такую рань? Спасибо за поддержку.

Гендиректор. Прикинув, что «доброе утро» сейчас не очень уместно, я молча поклонился.

Тадокоро, похоже, этой ночью тоже не спал. Хотя по измотанности его было не сравнить с Какисимой. Человек он был крупный, но подвижный. Решительное, почти свирепое выражение лица никак не вязалось с мягкой манерой речи. Как шутили в компании – любой, кто оказывался в прицеле его хищных глаз, тут же осознавал свою эфемерность. По возрасту он был младше Исидзаки всего на год.

– Господин гендиректор? – удивился Какисима. – Я думал, вы появитесь только к началу собрания.

– Да это я так… Забежал на минуточку.