И вот голова вырвалась на свет и на воздух. Задыхаясь и отплевываясь, Сирокко вытянула из-под земли одну руку, затем другую и ухватилась за то, что на ощупь показалось влажной травой. Потом выползла из-под земли на четвереньках, но тут же упала. Наконец, зарывшись пальцами в благословенную землю, криком приказала себе спать.

Просыпаться Сирокко не хотелось. Она упорно притворялась, что спит. Но, когда мрак и впрямь стал возвращаться, а трава начала уходить из-под пальцев, она мигом открыла глаза.

В нескольких сантиметрах от ее носа расстилался бледно-зеленый ковер, выглядевший в точности как трава. Более того — он и пах точно так же. Даже на лучших площадках для гольфа такую траву надо было еще поискать. Но трава была теплее воздуха, и Сирокко не понимала почему. Может, на самом деле никакая это и не трава?

Сирокко снова потерла ковер ладонью и еще раз понюхала. Ладно. Пусть будет трава.

Стоило ей сесть, как ее внимание сразу привлек какой-то стук. На шее у нее висело сияющее металлическое кольцо, а другие кольца, поменьше, болтались на запястьях и лодыжках. С большого кольца, стянутый проволокой, свисал ворох каких-то странных фигулек. Стащив с шеи железяку, Сирокко задумалась, где же она ее раньше видела.

Было на удивление трудно сосредоточиться. Штуковина в руке у Сирокко казалась такой хитрой, такой замысловатой; слишком сложной для ее все еще не очень-то нормального ума.

Ба! Да это же просто-напросто ее скафандр — лишенный всего пластика и всей резины! Пластик составлял его большую часть. А теперь не осталось ничего, кроме металла.

Снимая кольца, Сирокко сваливала их в кучу — и за этим занятием вдруг поняла, что она голая как дождевой червяк. Под слоем грязи тело ее было совершенно безволосым. Даже брови не прощупывались. Это почему-то страшно ее расстроило.

Закрыв лицо ладонями, она зарыдала.

Сирокко редко плакала. Обычно как-то не тянуло. Но тут она зарыдала — просто потому, что долгое время спустя она все-таки опять выяснила, кто она такая.

Теперь предстояло выяснить, где она оказалась.

Прошло, наверное, полчаса, прежде чем Сирокко твердо решила, что готова идти. Решение это, однако, породило массу вопросов. Идти — но куда?

Вообще-то она намеревалась обследовать Фемиду — но то было, когда она еще располагала звездолетом и технологической поддержкой земной базы. Теперь у нее имелась только собственная шкура и несколько железяк.

Сирокко оказалась в лесу, состоявшем из травы и деревьев одного вида. Деревьями она их назвала по той же причине, почему траву назвала травой. Если перед тобой бурая округлая дубина семидесяти метров вышиной, с чем-то вроде листьев на самом верху, то это дерево. Однако это вовсе не значит, что такое дерево при первой же удобной возможности с аппетитом тебя не слопает.

Количество всевозможных беспокойств следовало снизить до разумного минимума. Справляйся с чем сможешь — и не жалей о том, с чем тебе не совладать. А еще помни — если будешь настолько осторожным, насколько диктует благоразумие, то благополучно сдохнешь от голода где-нибудь в пещере.

Первым пунктом шел воздух. Он вполне мог быть отравлен.

— А ну-ка прекрати дышать! — вслух скомандовала себе Сирокко. Ага. Верно. Не выходит. Что ж, воздух по крайней мере свежий, и она от него не кашляет.

С водой тоже мало что можно было поделать. Рано или поздно, но выпить ее придется — если Сирокко ее, разумеется, отыщет. Значит, если она все-таки доберется до воды, тогда, быть может, удастся развести огонь и ее вскипятить. Если же не удастся, то она, черт побери, выпьет эту воду — с любыми микробами и спирохетами.

Дальше шла еда, которая беспокоила Сирокко более всего прочего. Даже если во всей округе нет ничего такого, что пожелает сделать еду из нее самой, нет никакой возможности выяснить, что ее накормит, а что отравит. Или, скажем, будет не калорийнее целлофана.

На закуску оставалась проблема оценки разумного риска. Как оценить, какой риск разумен, когда любое паршивое дерево, может статься, не особенно-то и дерево?