– Я не об этом. Может, ты и способна провести Совет, но не отца. Сотни человеческих девчонок уже смотрели на моего сына так же, как и ты.

За моими стенами зашевелилась паника, но я изо всех сил удерживала ее на месте: за гранью восприятия Немидеса.

– Я не человек, – вместо этого ответила я. Это было первое и самое безобидное, что пришло мне в голову.

– Тем хуже. – Немидес непринужденно скрестил ноги и вздохнул: – Но не это внушает мне беспокойство. А то, как мой сын смотрит на тебя.

Плохое предчувствие разрасталось где-то внутри меня. Это было чуть ли не смешно. Мы приложили столько сил, чтобы скрыть свои отношения, а теперь всё шло коту под хвост из-за отцовского седьмого чувства?

– Когда он в последний раз так смотрел на женщину, я потерял своего сына в брахионе… – Он огладил свою темную бороду и, сощурив глаза, взглянул на меня: – Ты знаешь эту историю?

– Да. – Лгать было бессмысленно. В противном случае это вызвало бы еще больше подозрений.

Немидес медленно кивнул, а потом встал.

– Я хочу тебе кое-что показать.

За несколько шагов он преодолел расстояние до камина и приложил руку к зеркалу над очагом. По стеклу разбежались золотые линии, пока оно не пропало окончательно, а за ним открылась ниша, в которой стояла одинокая каменная урна. У меня в горле образовался тугой комок. Я подозревала, что это.

– В ночь, когда Совет приговорил Танатоса к смерти, я попросил Электру об одолжении.

Мой пульс пустился вскачь. То, о чем рассказывал мне Немидес, было очень опасной информацией. Информацией, которая могла стоить ему головы.

– Вы попросили ее украсть сердце Люциана, – в оцепенении прошептала я. Таким образом, он не только предал Совет, но и держал в руках жизнь своего сына.

– Я должен был быть уверен, что он в безопасности.

Он аккуратно вынул урну из тайника. Тени пламени танцевали на гладко отполированных стенках каменного сосуда. Я тяжело сглотнула. Он не случайно держал сердце своего сына так близко к огню. Меня охватило неприятное чувство.

– Почему вы мне это рассказываете?

– Возможно, это сердце и в моей власти, – ответил он, с такой невозмутимостью ставя урну обратно, что я внутренне содрогнулась, – но его настоящее сердце принадлежит тебе.

Немидес снова сел, после чего его глаза вонзились в меня, как лезвие ножа. Я не шевелилась, не дышала, сосредоточилась только на том, чтобы выдержать его темный взгляд.

– Ты знала, что ему будет приказано тебя убить, если это выяснится?

Да, знала. А еще я знала, что он пытался меня прощупать. Я не была высококлассной лгуньей, поэтому выбрала уклонение как лучшую тактику.