Все это происходило без единого звука. Волосы у меня на затылке встали дыбом. По позвоночнику пробежал холодок. Нервные окончания завибрировали. Всё вокруг запахло заснеженными горными вершинами, разрывающими море облаков.

Люциан посмотрел на меня с мукой во взгляде, а потом уронил голову на грудь. В тот же миг десять тысяч пар глаз устремили взгляды в одну точку позади меня.

– Танатос, – разорвал безмолвие снежный голос. Он медленно произносил каждый слог, как будто давно не разговаривал. – Ты играешь в опасную игру.

Отец затрясся от внимания праймуса, которого сам же вызвал. Его глаза то и дело нервно метались в сторону, а дышал он так тяжело, словно его сжигали заживо.

Я не осмеливалась обернуться. Но я почувствовала, как старейший из ныне живущих праймусов подошел ближе.

– И ты явно не единственный.

Мое сердце инстинктивно пустилось вскачь, как у трусливого кролика. Жилистый мужчина шагнул в поле моего зрения – обветренная кожа обтягивала крепкие мышцы. На выступающих тазовых костях висели темные льняные брюки. Когда его древние глаза стального цвета встретились с моими, мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы не отшатнуться. Лицо Тимеона представляло собой дикую композицию из выразительных линий, острых краев и огрубевших складок. Подбородок был покрыт седой щетиной. Волосы он завязал на затылке. Не аккуратно, не изысканно, а просто практично. Старейший из старейшин нашел себе оболочку, которая была не моложе и не красивее, чем у остальных праймусов. Нет, он выбрал изношенное тело старика, дряхлого бродяги, на которого уже никто не обращал внимания. По крайней мере, пока не заглядывали в его бездонные глаза… как это только что сделала я. Тимеона не останавливали мои стены, он вскрыл мой разум, прочел мои чувства, воспоминания и мысли. Он расколол мою сущность на мелкие осколки и оставил меня посреди руин. У меня в глазах стояли слезы, когда его взгляд наконец-то переместился дальше и продолжил свое темное дело с Немидесом и Люцианом. Похоже, они воспринимали это так же, как мой отец и я.

– Однако ты, Танатос, единственный, кто отважился обременять меня подобными вещами, – произнес Тимеон. – Надеюсь, на это у тебя имеется достойное объяснение.

Отец взял себя в руки и по кусочкам собрал свою холодную маску. Но удалось ему это только потому, что старейший вновь перевел всё внимание на меня. Праймус неторопливо обошел меня по кругу. Он не отличался особенно высоким ростом, но из-за того, что не был по колено погружен в Тихий омут, возвышался надо мной на добрых полметра.

– Кража, – заявил на заднем плане мой отец. – Собственная дочь похитила у меня силы.

– После того, как ты украл ее душу, – веско изрек Тимеон. Внезапно он опустился передо мной на колени и скользнул рукой по моей ноге под воду. Я напряглась и дернулась в сторону, но Тимеон уже давно получил то, что хотел. Мой ациам. Мозолистыми пальцами он провел вдоль лезвия кинжала.

– Это всё, что должно оправдать бой, Танатос?

Отец ненавидяще взглянул на меня.

– Нет, – выдавил он. – У моей дочери отношения с брахионом. Это нарушает наши законы.

По рядам праймусов прокатилась волна негодования.

Люциан хотел наброситься на Танатоса. Рамадон его удержал. Верховный Совет повернул головы к Немидесу, который, в свою очередь, уставился на меня. А отец упивался хаосом, который устроил.

– Наши законы? – холодно переспросил Тимеон. Суматоха тут же улеглась, так как каждому хотелось услышать, что он скажет. – Они не твои и не мои, Танатос…

Старейшина мягко провел рукой по моим плечам. У меня сбилось дыхание. Я едва чувствовала это прикосновение, зато прекрасно чувствовала, что оно со мной делало. Моя экипировка охотника изменилась, обращаясь в гладкий, текучий материал без швов и бретелек – с открытой спиной. Я предчувствовала, что сейчас произойдет.

– Не говоря уже о том, что девушка не только вступила в отношения с брахионом, – продолжал он, – но и связалась. – Магический импульс развеял иллюзию у меня на спине. Иллюзию, которая должна была скрывать знак Люциана от глаз Лиги. Но даже если бы я не ощутила этот толчок магии всем своим телом, реакция тысяч сидящих здесь праймусов все равно говорила сама за себя. Удивление, неверие, возмущение, негодование, страх, злоба, гнев, ненависть…

– Из-за этого она лишится жизни! – завопил Дариус громче шумящих соплеменников. Как и ожидалось, его поддержали, и член Совета купался в этом одобрении. Как и мой отец. Мой взгляд метнулся к Люциану. Он в отчаянии смотрел на меня.