– Он мог получить наследство от родителей, – сказала Андертон, подумав.
– Я тоже склоняюсь к этому. Вряд ли он из бедной семьи. Я бы предположил, что он всегда жил примерно в таких условиях и имел средне-высокий доход. Его отец работал хирургом, и в семье даже был небольшой самолет. Далеко не бедная семья.
– И о чем это говорит? – Андертон снова задумалась. – Дом – его тыл, островок безопасности, где ему комфортнее всего. В этих стенах он может быть самим собой. Но сейчас он этого лишен. Он не может попасть домой, потому что его арестуют. Это обстоятельство должно выбить почву у него из-под ног. Чем больше неустроенности в его состоянии, тем более непредсказуемым будет его поведение, что не обязательно хорошо.
– Все так, но я все же предпочитаю то, как есть сейчас, тому, как оно было. Еще вчера он полностью контролировал ситуацию. Сегодня все изменилось. Мы заставили его пуститься в бега, а это всегда хорошо. В условиях непредсказуемости он будет делать ошибки.
– Конечно, но есть и риск сопутствующих жертв, – вздохнула она.
– Это минус. Но никакая война невозможна без жертв. Мы можем лишь постараться свести их к минимуму.
– Это так.
Уинтер снова посмотрел в иллюминатор. По-прежнему не было видно ничего, кроме деревьев. Это была поистине девственная природа. На большую часть территории этих лесов никогда не ступала нога человека. Самолет попал в зону турбулентности и угодил в воздушную яму.
– Скоро закончится, – сказал Дэн. Его голос звучал уверенно и ободряюще.
Самолет тряхнуло в последний раз, и дальше они уже летели ровно и спокойно. Уинтер посмотрел на Андертон.
– Все думаю, что же пережил Гифорд, когда его мать лежала в коме.
– Я тоже. Думаю, это было ужасно – похоронить отца, а потом смотреть, как умирает мать, совсем одному. Это такая трагедия. И ведь он был еще ребенком. Это разбило ему сердце.
– В этом я сомневаюсь. Как вы думаете, убийцами рождаются или становятся?
Андертон задумалась.
– Судя по тому, что я видела, я бы сказала, что бывает и так, и так. Некоторые такими рождаются, это точно. Но есть и другие, которые склонны к темным делам. Но по большей части это не черно-белая ситуация. Есть большая серая зона, из которой и выходит большинство убийц.
– Я примерно так же думаю, – кивнул Уинтер. – Теперь, если мы применим эту точку зрения к Гифорду, то можно предположить, что у него всегда была склонность к психопатии. Даже в детстве. Не хочется думать о том, что дети могут быть психопатами, но реальность не зависит от того, о чем нам хочется или не хочется думать. Вы сказали, что произошедшее разбило ему сердце. Я бы сказал, что оно лишь создало ему неудобства.
Уинтер замолчал и посмотрел на Андертон. Она кивнула, приглашая его продолжить.
– Посмотрите на ситуацию глазами десятилетнего Гифорда. Всю его жизнь рядом всегда был кто-то, кто заботился о нем и удовлетворял все его нужды. Родители его кормили, одевали, давали крышу над головой. Они это делали – значит, ему не нужно было заботиться об этих базовых потребностях. И вот однажды он просыпается, а оба родителя мертвы, и всего того, что он принимал как должное, больше нет. Это огромное неудобство.
– Вы ведь были примерно в том же возрасте, когда вашего отца арестовали.
– И что?