Что, если мы не будем устанавливать количество дней отпуска? Что, если мы просто доверим нашим сотрудникам самим с этим разобраться?
Неограниченное количество дней, проведенных в отпуске, и беспроблемное возмещение расходов сейчас почти клише. Но тогда это было новаторским решением. В Netflix Пэтти увидела возможность пересмотреть роль администратора по кадрам. Кабинет HR-отдела больше не был одинокой комнатой, заполненной делами сотрудников, заявлениями о сексуальных домогательствах и сводками пособий. Вместо этого, кадровик стал проактивным агентом по распространению корпоративной культуры.
Пэтти увидела дыру в заборе и проехала через нее на грузовике. Она отчаянно боролась за то, чтобы мы случайно не создавали новые парадигмы, которые связывали бы наших работников, одновременно внедряя структуры, которые сделали бы понятным то, что мы от них ожидаем. Отчасти ее успех объяснялся тем, что она считала ответственными всех, включая высшее руководство. Неважно, кем вы были, – Пэтти могла позвонить вам с любой ерундой. Она никогда не боялась говорить правду руководству.
Она знала, как сделать нечто редкое – масштабировать корпоративную культуру.
Хороший пример: помните дни переодевания для новых сотрудников? Я долго считал, что они уйдут в прошлое, когда мы станем больше. Попросить кого-то сделать костюм легко, когда вы нанимаете одного человека в неделю. Но когда мы начали нанимать пять, шесть или дюжину новых сотрудников, это уже не казалось таким практичным.
Но Пэтти увидела нечто ценное в причудливом, связанным с киноритуалом. Так что она сделала его проще и эффективнее: наполнила целую комнату в новом офисе дюжинами и дюжинами костюмов, связанных с кино, – одеждой Бэтмена, накидками Чудо-женщины, ковбойскими шляпами и игрушечными шестизарядными револьверами, подходящими для вестернов. Новые сотрудники все еще должны были переодеваться, но у каждого был один и тот же набор вещей. Давление было снято. Стало просто весело. Пэтти также сгладила некоторые из наших самых проблемных участков. По крайней мере, попыталась. Например, одним из немногих украшений моего кабинета был промопостер «Остин Пауэрс: Человек-загадка международного масштаба», который мне прислала киностудия. Он содержал полный текст монолога Доктора Зло во время сессии со своим терапевтом, которому он рассказывает о своем странном детстве, описывает в деталях комично безумного отца и воспевает «захватывающее дух» ощущение «подстриженной мошонки».
Я знал, что это было не самое дружелюбное украшение стены. Но ничего не мог с этим поделать: я любил этот фильм. И та сцена заставляла меня фыркать от смеха. Это стало нашей с Пэтти шуткой: каждый раз, когда она просовывала голову в мой кабинет и видела постер, то подавляла смех и приказывала снять его. И я подчинялся, – по крайней мере, пока она не отворачивалась. Потом вешал его обратно.
То, что Netflix рос и имел прекрасного кадровика не означало, что мы не могли немного повеселиться в своих кабинетах.
Вот вам пример: маленькая игра, которую мы назвали «монеты в фонтане».
Я не помню, кто именно ее придумал. Мужчины играли в нее постоянно. Правила были просты: вы кладете монетку на дно писсуара. Следующий человек, пользующийся удобствами, мог увидеть ее и проигнорировать или, наоборот, залезть в чашу и достать ее. Это был своего рода социологический эксперимент: какая сумма денег может заставить кого-то сделать нечто отвратительное и антисанитарное.
Игра, конечно, работала, только когда не все знали, что это игра. Но тот, кто «засевал» писсуар, обычно давал мне знать. Играя в эту игру, мы узнали множество интересных вещей о человеческой природе. Например: монета в двадцать пять центов могла исчезнуть намного быстрее, чем три десятицентовика. Никто не дотрагивался до бумажных денег, если их номинал не превышал пять долларов. Самой большой купюрой, принимавшей участие в игре, была двадцатидолларовая банкнота. Она томилась в писсуаре целый день и все еще была там, когда я уехал в шесть поужинать с семьей. Но когда вернулся, около восьми или девяти, ее уже не было. Я до сих пор подозреваю кое-кого.
Еще одна игра, в которую мы играли, была связана с кухней. Это было место, типичное для 90-х, одно из тех, что вы можете узнать из комиксов Дилберт[70] или сериала «Офис»: холодильник с забытыми пластиковыми контейнерами, микроволновка, запачканная дюжинами взорвавшихся пакетов с попкорном. Это происходило за несколько лет до того, как кеги с холодным пивом начали доминировать в кухонных пространствах американских стартапов. Никакого шеф-повара в офисе. Большинство из нас приносило обеды с собой.
Эта игра была еще и тестом на силу воли, но немного в другом понимании. Она выросла из типичной проблемы с общей кухней и общей едой. Каждый раз, когда кто-то приносил закуски и делил их на весь офис – дюжину пончиков из магазина ниже по улице или миску с остатками конфет после Хэллоуина, – они исчезали за минуты. Это то, что с вами делают долгие рабочие дни и стресс. Смятые фантики от Milky Way и сахарная пудра покрывала столы в течение секунд после того, как кто-то приносил очередную порцию еды.
В конце концов, мы сделали из этого игру. Было ли возможно принести закуску, которая продержалась бы на кухне дольше нескольких минут?
Задача состояла не в том, чтобы принести еду настолько противную, чтобы никто к ней не притронулся. Это было бы слишком легко. А в том, чтобы угостить всех чем-то достаточно странным, что могло бы в конце концов исчезнуть, но на это потребовался бы целый рабочий день. Вы должны были пройти по канату между вкусным и отвратительным, знакомым и странным.
Вот пример.
Однажды я принес большой пакет сушеных креветок и водорослей с азиатского рынка в Саннивейл. Вкусно, если вам нравятся такого рода вещи. Но острые, странные на вид и определенно не для всех. Я открыл пакет и наполнил одну из мисок для попкорна этой штукой, потом выставил ее на стол так, чтобы ее было хорошо видно со всех концов кухни. Через секунду Борис придвинул миску и, витая мыслями где-то еще, – очевидно, размышляя над каким-то кодом, сгреб горсть. Выражение его лица, когда он понял, что ест не попкорн и не M&M’s, было бесценно.
Я тихонько рассмеялся. Следующие три часа я наблюдал, как Те, Кристина и остальные в нашем офисе приходят на кухню, пробуют немного «моря» и бросают после первой же дегустации. Единственный человек, который не проявил никакой реакции на креветки, был один из программистов. Он поставил миску к себе за стол и довольно умял их.
Они продержались до пяти.
В другой раз я принес дюжину яиц балют. Возможно, вы о них слышали? Это деликатес в Лаосе и Камбодже: оплодотворенные утиные яйца, которые продержали в инкубаторе семнадцать дней, а потом сварили. Внутри них зародыши: малюсенькие утята. По очевидным причинам они неприемлемы для большинства людей. Из-за способа хранения их желтки имеют глубокий зеленый цвет. А белки темно-коричневые. Они выглядят – и пахнут, – как яйца динозавра. Я аккуратно разрезал несколько, уложил на бумажную тарелку, добавил вилки и даже сделал табличку: