Наконец все устроились. Гена, крестясь, открыл ворота, и, сидящая за рулем монахиня, бодро дав по газам, вывела машину с территории скита. Промелькнули несколько кварталов поселка (из за задернутых занавесок Миша не сумел рассмотреть окрестности), дорога пошла среди полей. Неожиданно скорость упала и через лобовое стекло он увидел стоящий на обочине черный внедорожник.
— Пригнись, — коротко бросила Мише игуменья.
И добавила, обращаясь к сестре Анне:
— Здесь останови.
К микроавтобусу не спеша подошли двое в костюмах. Распахнулась передняя дверь.
— Этот? — спросил заглянувший в салон атлет.
Матушка кивнула.
— А второй где?
— В лесу ищите, — ответила она. — Далеко не мог уйти.
Две сильные руки вышвырнули испуганно ойкнувшего Коляна на обочину. Дверь захлопнулась, мотор взревел, и Миша завалился на бок между сиденьями. Лежа на полу, сквозь шуршание гравия он явственно услышал пистолетный выстрел.
* * *
— Его зовут Сулейман, — матушка кивнула на пожилого бородача, которого Миша вчера принял за цыгана. — Он покажет тебе, что делать. С туристами и сестрами не разговаривать. За территорию не выходить. Поймают — сядешь на три года за незаконное пересечение границы. И «друзья» твои тебя еще ищут.
Бородач легонько толкнул Мишу по направлению к сараю. Показал рукой на стоящий у стены топор с длинной ручкой:
—
И, не оглядываясь, зашагал вдоль странноприимного корпуса. Положив колун на плечо, Михаил отправился за ним. По дороге, встречаясь взглядом с проходящими монахинями, кивал и приветливо улыбался. Мятая одежда, трехдневная щетина и топор на плече шарму ему не добавляли, поэтому в ответ получал только испуганные взгляды из-под черных платков. Сулейман, в отличие от него, при приближении сестер начинал смотреть под ноги и даже отворачивал голову.
За странноприимным корпусом на вытянутом газоне возвышались странные поленницы, сложенные в виде идеально круглых высоких стогов. Три поленницы, видимо были сложены уже давно и приобрели под частыми дождями и снегом благородный серый цвет. Четвертая, полуразобранная, отливала желтизной свеженаколотой березы и пахла стружками. На каменной дорожке стояла стайка школьников. Девочки в платочках внимательно слушали гида. Мальчишки толкались и глазели по сторонам. Замотанная в платок с рисунком в виде разноцветных Эйфелевых башен экскурсовод усталым голосом вещала, указывая на поленницы сложенным зонтиком:
— Именно здесь зародилась традиция складывать дрова в форме стогов. Сейчас это — своеобразная торговая марка монастыря, из которого обычай складывать поленницы-стога постепенно распространяется и по другим обителям…
Сулейман не дал дослушать увлекательный рассказ. Сердито зыркнув глубоко посаженными глазами, помахал рукой — поторапливайся, мол, и повернул направо за кирпичный гараж. Там, в тупике высилась гора напиленных березовых чурок. Бородач катнул ногой валявшийся в стороне чурбак и, рубанув воздух ладонью, показал — руби. Развернулся и ушел.
Для начала Миша подобрал колоду — самый толстый кусок березы. Так делал сосед на отцовской даче. Взгромоздив на нее деревяшку помельче, примерился, и с первого раза развалил ее надвое. Задача показалась нетрудной. Главное было выбирать куски с ровными спилами, чтобы они не заваливались набок, и без больших сучков. Через полчаса он понял, что самое сложное — не колоть дрова, а нагибаться за очередным чурбаком. Спина отказывалась сгибаться, и ему пришлось приседать и рубить в почтительном полупоклоне, чтобы не тревожить поясницу. Валявшиеся на земле чурбаки были наколоты, а вот вытаскивать их из огромной кучи оказалось непростой задачей — они цеплялись друг за друга и норовили обвалить огромную пирамиду. Ладони горели и покрылись занозами. Пот стекал по лицу, а попытки стереть его грязной рукой приводили к попаданию опилок и пыли в глаза. Наконец, бросив колун на землю, он обессиленный опустился на колоду. Происходящее казалось каким-то тревожным неглубоким сном, когда посыпающееся сознание подсказывает, что все это не наяву, но все равно обидно, страшно и больно от всего, что происходит с тобой в этой потусторонней яви…
Проснулся он сегодня рано утром от заунывного пения. Кто-то старательно выводил неподалеку: