— Сара? Вы где?

— Я наверху.

— Можете выйти?

Я отпускаю ручку двери. Руки от напряжения трясутся. Поднимаюсь и прохожу на негнущихся ногах в спасительную дверь.

Полицейские оба приятные. Оба молодые. Один с мягким культурным выговором городов Южной Норвегии, ассоциирующимся у меня с летними каникулами в школьные годы. У другого внешность азиатская; должно быть, его родители приехали сюда из Пакистана. Он довольно красив, с большими черными глазами; на щеке небольшой шрам. Вопросы задает он.

— Во сколько вы услышали шум? — спрашивает полицейский, и я отвечаю:

— Я проснулась внезапно, посмотрела на часы. Было два сорок три.

Кивнув, он записывает.

— Как бы вы описали этот шум?

Мы разговариваем, а его коллега осматривает помещение. Подходит к двери на веранду и пробует ручку; проверяет, закрыты ли окна.

— Шаги, — говорю я, — совершенно точно. Он ходил по чердаку. Вышел на площадку лестницы и стоял там, а я сидела в спальне и держала дверь, а потом он сбежал вниз по лестнице и ушел.

Полицейский пишет.

— А есть другой вход в дом, не тот, через который мы вошли, и не с веранды? — спрашивает его коллега.

— Можно через прачечную войти на кухню. — Я показываю рукой, и он удаляется проверить.

— Раньше к вам не забирались? — звучит следующий вопрос, и на мгновение время останавливается. Я думаю: он не знает! Ничего не слышал, придется мне ему рассказывать.

— Да вот, — говорю. — Моего мужа в воскресенье нашли убитым в Крукскуге.

По мере того как он осознает сказанное, его глаза расширяются.

— Это, конечно, не совсем то же, как если бы сюда забрались, — говорю я, — но вы понимаете, конечно, что нервы у меня на пределе.

— Ну конечно, — говорит он, — да, разумеется. Подождите минутку, пожалуйста.

И удаляется в прачечную вслед за своим коллегой. Я провожаю его взглядом. Оставшись в гостиной одна, оглядываюсь по сторонам. Полицейские через стенку от меня, но мне их уже недостает. Когда они со мной, тут людно, тут жизнь. Может, попросить их остаться? Одна только мысль снова лечь спать одной в спальне пугает меня…