За прошедшую ночь на дорогах растеклись широкие лужи, мутными зеркалами отражая стены и крыши ближайших домов. Дьюар даже подумал, что этим утром из-за густой пелены и серых потеков улицы напоминают Загранье, только в них все равно больше цвета, пусть это и цвет рыже-бурой грязи на дне канав, и, несомненно, больше звуков. Шел он быстро, поглядывая по сторонам и задерживая взгляд на табличках лавок, что попадались все чаще по мере приближения к центральным улицам. Большинство из них оставалось еще заперто, но на двери зелейника замка как раз не было, и Дьюар собрался пойти к нему. Простенькая деревянная шкатулка, извлеченная из кармана, сулила хоть и небольшую, но все-таки прибыль – вытяжки из трав, в изобилии встречающихся на лардхельмских болотах, здесь считались редкостью и от того ценились. Жаль, осталась последняя… Дьюар покачал на ладони шкатулку, раздумывая, стоит ли продавать ее сейчас или лучше приберечь на обратный путь. Деньги у него заканчивались, но другого способа заработать он пока не знал – лишь продавать травы да несложные зелья, пока наставник не видит, чем занят ученик. Он уже почти решил, когда позади зашлепали чьи-то сапоги. Человек не скрывался, и Дьюар не думал обращать на него внимание, но на плечо бесцеремонно легла тяжелая ладонь.

– Что ты творишь, мальчишка?

Голос звучал грубее и глуше, чем он помнил, но стоило обернуться, и Дьюар невольно попятился, сразу же узнав лицо незнакомца.

– Всего лишь иду в лавку и очень спешу. Пустите!

– Брось, ты понял, о чем речь. Прошлым вечером ты был там, где тебе быть не следует еще очень долго.

Рука не разжималась, напротив, сделалась еще жестче, а хватка – крепче, почти до боли сжимая. Безвыходность ситуации придавала неожиданные силы, хотя сердце бухало в ушах подобно тяжелому колоколу, отмеряющему последние мгновения перед казнью.

– Я пытался исправить то, что сделал ренегат… То есть, вы сделали, да? За что вы с ними так? Разве все они настолько провинились?

Некромант недобро прищурился. В этом взгляде действительно угадывалось сходство с наставником, и оно не сулило ничего хорошего.

– Они не должны были пострадать, но это необходимость. Тебе не понять, и я позабочусь, чтобы ты больше не мешал.

Жрецы Светлой Магдары утверждают, что у некромантов нет души, потому что жизнь их и смерть в руках безликой госпожи, но если бы на самом деле душа у него была, то сейчас бы превратилась в крохотный комочек страха, трепещущий где-то под ребрами. Дьюар всерьез поверил, что его убьют на месте, в голове помутилось, и он не почувствовал тончайшую нить магии, которая протянулась к нему от некроманта, опутала и погасила свет в глазах. Только шкатулка глухо стукнула, выпав из обессилевшей руки, раскрылась от удара о камни, и из нее выкатился маленький глиняный бутылек, утонувший в мутной луже.

Дьюар долго приходил в себя, не понимая, где очутился: голова кружилась, и в плывущей картине мира смутно угадывались грубые деревянные стены. Незнакомые. Понадобилось время, чтобы проморгаться как следует, но даже после этого ничего не сделалось яснее, вокруг обступала полутьма. Сквозь узкие щели между досками просачивались тонкие нити солнечного света, рассеивались золотистой пылью, лишь сгущая тени по краям. Воздух полнился тяжелым запахом птичьего помета и перьев, под ногами шуршала солома, а вдоль стен угадывались очертания насестов. В отгороженном углу поквохтывала на гнезде наседка, окончательно подтверждая, что нежданной тюрьмой оказался чей-то курятник.

– Не может быть, – пробормотал Дьюар, после недолгого осмотра вновь опускаясь на примятое сено.

Проверять дверь он даже не пытался, очевидно, что та была надежно заперта. Однако же, он все еще оставался жив и даже не пострадал… Впору было бы порадоваться удаче, если бы Дьюару моментально не пришли на ум те жуткие темные ритуалы из записок наставника. Они требовали принесения особых жертв, и его тут же бросило в холодный пот.

– Нет, нет, – он нервно запустил пальцы в волосы. – Так не может кончиться, не должно… Проклятье!

Робкое кудахтанье в тишине сарая стало для него ответом, единственным, который вообще последовал.

Не в первый раз Дьюар оказывался заперт в темном и тесном помещении, от того ему живо вспомнился подвал старой башни, почти склеп, где оставлял его наставник за провинности. Холодная сырость, не в пример сухости курятника, обволакивала со всех сторон, но самое худшее – в ней скрывались неупокоенные духи, высасывали силы, заставляли чувствовать всю свою боль, накопившуюся за долгие годы бесплотного скитания, страх, отчаянье, подчас сводящее с ума. Всякий раз справиться с ними бывало все труднее – Дьюар просто не умел еще изгонять их полностью, лишь отгораживаться, вытесняя из своего сознания, но и на это требовалось все больше сил.

Здесь же не тревожил никто. Дьюар ощущал недавнюю смерть где-то неподалеку, но она не оставила в мире живых обиженных или скорбящих душ, которые могли бы навредить. Всего лишь мирный уход – от болезни в городе умерло уже так много жителей, что этот стал лишь очередным и не более того. Дьюар отрешенно следил за тонкими полосками света, разлетевшимися под дверью. Сочащиеся сквозь щели в досках солнечные лучи затеяли медленный танец, дрожали и плавали от того, как ветер качал ветвями снаружи. Но вдруг пропали. Дьюар встрепенулся. Хоть говорил он и сам с собой, его слова не остались незамеченными: кто-то подошел к двери по ту сторону, заслонив свет, кто-то не очень высокий, потому что сверху над дверью тоненькая нить солнца продолжала гореть…

– Кто там? – нерешительный вопрос послышался после некоторых раздумий. – Твой голос…

После этого Дьюар просто не смог бы усидеть на месте при всем желании. Свобода замаячила так близко, что он подскочил и, не помня себя, кинулся к двери.

– Марелла?! Открой, Марелла!