Тишина.

– Выпусти, гад!

Ударил плечом.

Тишина.

Конечно, конвоир ушел восвояси, – в падлу стоять на морозе.

Я обрушил на дверь очередной удар, и заметался по комнате.

Марина!

Я свихнусь здесь.

Упал на кровать, лицом в соломенную подушку. Плесень.

Надо было идти с Олегычем и Шрамом. Что мне теперь делать? Как пережить эту ночь?

Или, может, уже утро, там, снаружи? И только здесь ночь?

Мало-помалу усталость одолела (сказались несколько тревожных дней).

Серая пелена застлала глаза, затем она расцветилась.

«Широкая площадь. Эшафот. На эшафоте – стеклянная банка. В банке – Серебристая Рыбка. Плавает кругами, шевелит плавниками и жабрами. Толпа. Тысячи, нет – миллионы глаз. Ни лиц, ни рук, ни ног – только глаза. И шепоты. Шелест шепотов. «Нам не слышно нового мира, мы хотим жить, как живем». Кроме банки с рыбкой, на эшафоте – виселица в виде креста и два человека. Марина и… И – палач. Вместо маски – противогаз. Вместо топора – сковородка. Совсем не похож на палача. Но я знаю – это он. Сковородка раскалена докрасна, но палач как ни в чем ни бывало, держит ее голой рукой. У Марины собраны в пучок волосы. Лицо усталое и печальное. На ней – куртка Снегиря.

– Казни! – ревет в нетерпении толпа.

– Он ни в чем не виновен, – пытается докричаться до людей Марина, но голос тонет в неистовстве толпы.

– Казни!

Палач смеется. Смех из-под противогаза похож на клокотанье воды в чайнике.

– Доставай его, – бросает палач Марине.

Девушка отрицательно качает головой.