– И к чему ты мне все это говоришь?

– Я решил, что те тридцать мин, на которые ты меня недооценил, ты все же заплатишь, – спокойно ответил Фратаферн, скрестив руки на груди.

– Это с какой стати? – удивился Птолемей.

– За то, что я предостерегу тебя от опасности.

– Какой опасности?

– Там, в Милете, я не сказал тебе, что Тимонд, сын Ментора отплыл на Лесбос, дабы отозвать Мемнона и его войска сюда, в Азию.

– И ты умолчал об этом?! – вспыхнул Птолемей.

– Любые слова имеют цену. Ты отказался ее платить.

Птолемей сдвинул брови, поиграл желваками на скулах, но быстро успокоился. Фратаферн прищурился:

– Ты отлично владеешь собой, господин. Очередное подтверждение, что я не ошибся.

– А если я, отлично владея собой, сейчас сниму тебе голову за обман? – спросил Птолемей, – ты уверял, что рассказал все.

– Все, что стоило тридцати мин. И я открыто заявил об этом. Тебе не в чем упрекнуть меня.

"Да, верно... Вот ведь, пес! Что ж, наука. Слушая речи варваров, под каждым словом ищи еще три".

– Зачем сейчас рассказал? Я все еще не обещаю тебе дополнительной платы.

– Весь мир – доска для игры, – развел руками Фратаферн, – люди, лишь фигурки на ней. Большинство людей, – поправился сириец, – а единицы ведут игру. Кто-то играет хорошо, кто-то плохо. Я много лет уже служу советником в этой Великой игре. Служу разным игрокам. Тем, кто играет хорошо. Ты хорошо играешь.

– Мне уже приходилось слышать подобное сравнение. Но впервые кто-то под игроками понимает людей. Все в руках богов, сириец. Все в руках судьбы. Люди посмеются, когда ты скажешь: "Нет никаких Мойр". Особенно, когда Мойры скажут: "Нет никакого Фратаферна".

– Может и так, – улыбнулся Фратаферн, – может и так. Без сомнения, скромный купец, торговец самоцветами, должен быть богобоязненным, ибо никакие цари не защитят его от всевозможных бед, которые сулит столь опасное ремесло. Но я ведь не только купец. Я вхож ко многим сильным мира сего. Не боги играют в Великую игру, господин. Может быть, конечно, они иногда дергают за ниточки. Иногда.

– Да ты философ, сириец. Значит, служишь тем, кто нынче сидит выше? А если ножка у этого седалища подломится?

– Ты хорошо играешь, хилиарх, – повторил лазутчик, – играй так и дальше и я принесу тебе много пользы.

Птолемей задумался, подошел к распахнутому окну резиденции беглого сатрапа Арсама. За окном Кидн спешил к морю, бесконечно на одном месте, и всегда новый в каждое следующее мгновение.