Они все смотрели на него. Стэн сглотнул слюну. В горле что-то щелкнуло.

– Я наблюдаю за птицами, знаете ли. У меня есть орнитологический атлас, бинокль «Цейсс-Икон» и все такое. – Он повернулся к Эдди: – У тебя есть еще аспирин?

Эдди протянул ему пузырек. Стэн взял две таблетки, подумал – и добавил к ним еще одну. Отдал пузырек и проглотил таблетки, одну за другой, морщась. Потом продолжил рассказ.

У Стэна встреча с неведомым произошла два месяца назад дождливым апрельским вечером. Он надел дождевик, положил атлас птиц и бинокль в водонепроницаемый мешок, горловина которого затягивалась тесемкой, и отправился в Мемориальный парк. Обычно он ходил туда с отцом, но в этот вечер отцу пришлось задержаться на работе, и он позвонил перед ужином Стэну.

Один из клиентов агентства, где работал отец, тоже большой любитель птиц, заметил, как ему показалось, самца кардинала (Fringillidae Richmondena), пьющего воду в купальне для птиц в Мемориальном парке, сообщил отец. Кардиналам нравилось есть, пить и купаться под самые сумерки. Эти птицы редко встречались так далеко к северу от Массачусетса. Не хотел бы Стэн пойти туда и взглянуть на кардинала? Да, погода отвратительная, но…

Стэн согласился. Мать заставила его пообещать, что он не будет скидывать с головы капюшон дождевика, но Стэн и так его бы не скинул, потому что во всем любил порядок. Он никогда не спорил, надо ли надевать галоши в дождь или лыжные штаны зимой.

Он отшагал полторы мили до Мемориального парка даже не под мелким дождем, а сквозь зависшие в воздухе крохотные капельки воды. Такая погода удовольствия не доставляла, но почему-то все равно будоражила. Несмотря на последние снежные холмики под кустами и в рощицах (Стэну они представлялись грудами выброшенных грязных наволочек), он ощущал запах новой жизни. Глядя на силуэты вязов, кленов и дубов на фоне серо-белого неба, Стэн приходил к выводу, что они прибавили в размерах, стали толще: неделя-другая – и они покроются нежной, почти прозрачной зеленью.

«Сегодня воздух пахнет зеленью», – подумал он и чуть улыбнулся.

Он шел быстро, потому что светлого времени оставался час, а то и меньше. В наблюдениях за птицами он тоже ценил порядок, как в одежде и учебе, и при недостаточном освещении никогда не позволил бы себе заявить, что видел кардинала, даже если бы сердцем чувствовал, что точно видел.

Мемориальный парк он пересек по диагонали. Водонапорная башня белой глыбой осталась слева от него. Стэн едва на нее глянул. Водонапорная башня не вызывала у него ни малейшего интереса.

Мемориальный парк представлял собой неровный прямоугольник, уходящий вниз по склону. Траву (в это время года белую и засохшую) летом аккуратно подстригали. Парк украшали круглые цветочные клумбы. Детской площадки не было. Считалось, что парк этот – для взрослых. В дальнем конце склон выравнивался, прежде чем круто спуститься к Канзас-стрит и Пустоши за ней. На этой ровной площадке и находилась упомянутая отцом купальня для птиц – неглубокая каменная чаша, установленная на массивном пьедестале из каменных блоков. Сооружение получилось слишком уж величественное, с учетом той скромной функции, которую оно выполняло. Отец Стэна сказал ему, что, до того как закончились деньги, Городской совет намеревался вернуть на пьедестал статую солдата.

– Птичья купальня нравится мне больше, папа, – сказал тогда Стэн.

Мистер Урис потрепал его по волосам:

– Мне тоже, сынок. Больше купален и меньше пуль – таков мой девиз.

На камне пьедестала выбили девиз. Стэнли прочитал его, но перевести не смог. Латынь он понимал только в классификаторе птиц, приведенном в его орнитологическом атласе. Надпись гласила:

«Apparebat eidolon senex [166]

ПЛИНИЙ»

Стэн сел на скамью, достал из мешка атлас, еще раз открыл на странице с кардиналом, всмотрелся в картинку, отмечая характерные отличия. Впрочем, самца кардинала ни с кем не спутаешь – он красный, как пожарная машина, пусть и не такой большой, – но Стэна отличали приверженность к порядку и основательность. Они успокаивали и укрепляли в мысли, что он – часть этого мира и принадлежит к нему. Поэтому он смотрел на картинку добрых три минуты, прежде чем закрыть атлас (от висящей в воздухе влаги уголки страниц уже начали загибаться) и сунуть обратно в мешок. Он достал бинокль, поднес к глазам. Настраивать резкость не пришлось, потому что в прошлый раз он пользовался биноклем, сидя на этой самой скамье и глядя на ту же купальню для птиц.

Аккуратный терпеливый мальчик. Он не ерзал по скамье. Не вставал, не переходил с места на место, не нацеливал бинокль в разные стороны, чтобы посмотреть, что еще он может увидеть. Сидел неподвижно, глядя на купальню для птиц, и влага крупными каплями собиралась на его желтом дождевике.

Он не скучал. Сидел и смотрел на птичий эквивалент зала собраний. Какое-то время там копошились четыре коричневатых воробья. Они набирали воду в клювы, а потом запрокидывали головки, и капли падали на крылья и на спины. Прилетела сойка, раскричалась, как полицейский, разгоняющий толпу зевак. В бинокле Стэна сойка выглядела размером с дом, и ее сварливые крики в сравнении с величиной казались до абсурда жалкими (после того как достаточно долго смотришь на птиц в бинокль, возникает ощущение, что никакого увеличения нет и они такие всегда). Воробьи улетели. Сойка, оставшись за хозяйку, почистила перышки, искупалась, заскучала, ретировалась. Воробьи вернулись. Потом снова улетели, когда прибыла пара снегирей, чтобы искупаться и (возможно) обсудить какие-то важные дела. Отец Стэна рассмеялся, когда мальчик робко предположил, что птицы могут разговаривать, и Стэн не сомневался в правоте отца, когда тот говорил, что птицам не хватает мозгов для того, чтобы разговаривать, слишком маленькие у них черепные коробки, но при взгляде со стороны создавалось полное ощущение, что они разговаривают. Новая птичка присоединилась к ним. Красная. Стэн торопливо чуть подправил резкость. Неужели это?.. Нет. Это была красногрудая танагра, интересная птица, но не кардинал, которого он искал. К танагре присоединился золотистый дятел, частенько посещавший купальню в Мемориальном парке. Стэн узнал его по подранному крылу. Как обычно, он задался вопросом: а что могло произойти? Наиболее вероятным объяснением представлялось слишком близкое знакомство с кошкой. Прилетали и улетали другие птицы. Стэн увидел гракла, неуклюжего и уродливого, как летающий вагон, синюю птицу, еще одного золотистого дятла. И наконец, его терпение вознаградило появление новой птицы – опять не кардинала. К купальне прилетела воловья птица, которая в бинокль выглядела огромной и глупой. Стэн опустил бинокль на грудь, вновь полез за атласом, в надежде, что воловья птица никуда не улетит, пока он не получит подтверждения увиденного в бинокль. И тогда ему будет что рассказать отцу. Тем более что пора уже было возвращаться домой. Дневной свет быстро таял. Стэн замерз и продрог. Сверившись с атласом, он вновь поднес бинокль к глазам. Птица оставалась на прежнем месте. Не купалась, просто стояла на бортике и выглядела совсем тупой. Он почти не сомневался, что это воловья птица. Особо характерных отличий у нее не было (во всяком случае, Стэн не мог их разобрать с такого расстояния), и в сгущающихся сумерках он не мог быть уверен полностью, но, возможно, ему хватит времени для еще одной сверки. Он уставился на картинку в атласе, пытаясь максимально сконцентрироваться на ней, хмурясь от напряжения, а потом опять поднес бинокль к глазам. И только поймал в него воловью птицу, как громкое, рокочущее ба-бах отправило воловью птицу (если бы только ее) в небо. Стэн попытался проследить ее полет, не отрывая бинокль от глаз, зная, как малы шансы найти птицу вновь. Естественно, потерял из виду и выразил недовольство, с шипением выдохнув, не разжимая зубов. Что ж, если она прилетела один раз, то могла прилететь и другой. И это всего лишь воловья птица,