– Не кори себя, княже. Это Годым нас сюда завел, это он виноват, что Непряда погиб.
– Годым всего лишь оружие в руках других людей, а я повелся, как баран, на его удочку. Когда мы нашли две кучи, я должен был отступить. Я князь и отвечаю за каждого, кто идет за мной. В следующий раз я буду умнее. Такая победа не стоит своей цены.
Святослав на это ничего не ответил, только качнул головой. А что тут сказать? В чем-то он прав, тогда действительно можно было отступить, пока не забрались в медвежье логово. Годым сыграл на тщеславии княжича, странно только, на что он сам рассчитывал, идя вместе с ними. Теперь это останется его тайной.
– Святослав, ты дважды спас мне жизнь. Сначала от медведя, а потом от руки десятника. Я хочу, чтобы ты стал моим побратимом. Давай соединим нашу кровь и произнесем клятву всегда и во всем помогать друг другу и защищать как родного брата.
– Это честь для меня, Ярослав. Я с радостью соединю свою кровь и принесу такую клятву.
– И ты, Даниил, – обратился князь к боярычу, – ты тоже сегодня спас меня, сегодня я хочу, чтобы мы все стали братьями.
Клятву приносили уже в темноте, разожгли костры и наполнив чашу кровью друг друга, пустили ее по кругу, после чего поклялись в верности, не забыв упомянуть, что Ярослав старший брат и они – как младшие – во всем должны его слушаться.
Первым к их лагерю пришел отряд Путяты ближе к полудню следующего дня, потом дяди Скулди. Ярослав со Святославом уже освежевали медведей, накормив Даниила сырой печенью. Парень потерял немало крови. Туши зверей впечатлили даже дана Сигурда. Этот северный змей никогда не видал таких зверюг. А Ярослав при всех произнес, что он как князь по западному обычаю дарует Святославу рыцарское достоинство и герб, с медведем в серебряном щите.
Так закончилась эта дикая охота.
Глава одиннадцатая. Воином не становятся, воином рождаются и умирают
Назад в деревню охотники вернулись только через три дня. Путь домой занял больше времени, так как с собой пришлось везти раненых и тела убитых. Прибыв домой, в детинце устроили настоящую тризну по погибшему. Нет, сначала отпели, конечно, по христианскому обряду. Предали земле тела павших. А уж потом, ночью, на холме по пояс голые собрались все свободные мужчины и дружинники. В центре разожгли большой костер, и Ярослав как князь-отец погибшего Непряды вышел на поединок против пленного половца. У степняка не было ни одного шанса. Ярослав поиграл с половцем, после чего с легкостью зарубил его, эффектно отрубив ему голову, забрызгивая костер струей крови. После победы Ярослав провозгласил, взывая к небу и воздев над головой меч: тебе, Перун, пусть служит он в загробной жизни моему товарищу Непряде! Воины гудели, звеня мечами. Древний обычай впечатлял своей первобытной мощью. Эти люди, что называли себя христианами, через двести с лишним лет после крещения Руси продолжали верить как в единого бога, так и в своего покровителя, бога воинов – Перуна и воинский рай, Ирий. Неуютно им было, таким вольным, храбрым и необузданным в христианском рае, скучно. Не пришли еще эти люди к смирению. Правду говорили историки, что Русь по-настоящему стала христианской только после опустошения ее монгольским нашествием. Только после того как старый мир полностью был втоптан копытами степных коней в замерзшую землю, окончательно были разрушены узы, соединявшие варяжское братство. Плохо это или хорошо, но Святославу они нравились именно такими.
А потом последовали еще поединки, один за другим. Путята побил пленного половца, потом Скулди и Сигурд. А когда враги кончились, воины устроили танец смерти. Дружинники кружились вокруг костра, мечи в их руках сверкали в темноте полосками стали, и было странно, как никто никого не убил. Святослав в этом не участвовал, он совсем не был уверен, что останется в живых после такого танца. Впрочем, в нем многие не участвовали, это было только для избранных. И только, когда все было кончено, Святослав понял, что это не его танец и не его бог. Перун бог предков, уходящей эпохи, которой рано или поздно придется кануть в Лету. Но почему-то от этого стало грустно.
Ярослав отбыл в Переяславль через пару дней, простившись со Святославом как с братом. Детинец разом опустел, с ним ушли еще две сотни воинов. А потом жизнь вновь пошла своим чередом.
Еще в первый день Святослава встретила заплаканная Аленка. Она кинулась ему на шею и расцеловала в щеки. Святославу даже стало как-то не по себе. Чувствовалось ведь, что она к нему не просто как к другу, а как к мужчине. Влюбилась мелкая, а он что? А он ничего, ну как он может влюбиться в десятилетнюю малышку? Да никак. Просто родная душа, друг, может даже как дочка, но не девушка точно. К тому же после всего того, что произошло, что-то перещёлкнуло в душе Романова. Тяжело ему с ней стало. Нет, он старался быть с ней добр и ласков, приглядывал за ней, чтобы ее никто не обижал в деревне, но сам там появлялся редко. И к кузнецу почти не заглядывал. Слово он свое сдержал, выпросил денег у дяди и выкупил всю семью кузнеца, после чего даровал им вольную. И Ждан, и Никифор поклялись ему за это в вечной службе, там, где он их попросит. И это была их собственная инициатива.
После возвращения почти с того света Святослав только раз заглянул в дом к кузнецу. Они чинно расселись за столом. Теперь на Романове была богатая рубаха и плащ, а на поясе висел подаренный Никифором меч, с которым Святослав никогда не расставался, даже спал с ним. Он принес всем гостинцы, разные сладости, орехи в меду, вафли, пироги и печенье. Дети радовались, как будто в первый раз увидели сладкое. А Аленке принес ткань на платье. Скулди, кстати, его отговаривал, сказал, незачем мелкой такой дорогой наряд, она все равно ему не пара. Святослав тогда ничего не ответил дяде. Он и не думал об этом, просто хотелось сделать девочке приятное. А она, увидев ткань, прижала ее к лицу и расплакалась, убежав в сени. Святослав за ней не пошел, ему совершенно не хотелось лезть в чужие переживания, со своими бы разобраться.
Никифор поднял кружку медовухи и провозгласил здравицу за благодетеля. Святослав только грустно улыбнулся. Потом они расселись по лавкам и принялись трапезничать. Его расспрашивали о той охоте, о том, как он геройски спас князя и боярина и убил медведя, потом про битву у идола, хотя о ней все знали намного больше, чем он сам. Все же Ждан видел всю битву с самого начала, а вот Романов почти с начала до конца провалялся в траве. Как ни странно, рассказ о своих кровавых подвигах дался ему легко. Несмотря на то, что вроде бы именно убийства людей точили его изнутри и лишили спокойствия. Святослав поймал себя на мысли, что ему даже нравилось в красках описывать, как его стрелы разили половцев, как он бился с медведем и как он подстрелил предателя Годыма. И только потом он понял, что давит на него не убийство врагов, а смерть Непряды. За те два дня Святослав не просто познакомился с парнем, он узнал историю его жизни. Он стал для него не какой-то боевой единицей, которой можно пожертвовать, а человеком со своей судьбой и переживаниями. Пожалуй, он никогда его уже не забудет. Они не были друзьями, но Непряда был первым человеком, что ушел в мир мертвых на его руках.
Святослав вышел из-за стола и прошел в сени. Лето подходило к концу. Вот так быстро пролетело время в тренировках. К вечеру уже начинало холодать. Вслед за ним вышел Ждан и встал рядом.
– Я не понимаю, что с тобой произошло, ты очень сильно изменился. Зачем ты обижаешь Аленку? – обратился к нему сын кузнеца. – Она ведь к тебе со всей душой.
Святослав посмотрел на Ждана спокойным и ничего не выражающим взглядом.
– Разве я груб с ней? Или я не дарю ей подарки? Что еще нужно ребенку?