— Разумеется, — он сделал раздражённый жест, — К ужину за тобою пришлю. Приходи со своим зверем.
Он протянул руку ладонью вниз и Веля, старательно и очень фальшиво улыбаясь, пожала её обеими руками. Король поднял одну бровь. Уже потом, когда Веля вышла и притворяла за собой двери, то поняла, что протокол, наверное, был несколько иным и покраснела.
— Привет, детка, — сказал непривычно нарядный Шепан, который подпирал стенку в коридоре, сразу за постом стражи. — Или теперь уже ваше высочество?
— Шепан! — она так обрадовалась, что запрыгала на месте и радостно его обняла, не задумываясь о том, что подумают стражники. — Что вы здесь делаете?! Я вам так рада, что и передать не могу!
— Я сам до сих пор не верю, что я в Трейнте, детка, но твой папаша подписал мне помилование. Так тупо вышло, не передать… Идём я тебя провожу в твои комнаты.
— Слушайте, идёмте вместе, я хоть оденусь. Я вас столько всего хочу спросить.
Она остановилась.
— Вы же говорили, что либо вы его убьёте, либо он вас!
Тот поморщился, пристально глядя куда-то вверх и в угол, будто под потолком высокого холла что-то привлекло его внимание кроме невидимого сквозняка и еле видимой паутины.
Оказалось, как только Шепан увидел этого болвана Бо, присланного с сообщением, сразу понял, что Веля решила напороть глупостей, но к тому времени, как от квартовцев отбились возле заповедника, стало светать. И все увидели полный остров скеровых солдат, свежих прямо до оскомины, как зелёные яблоки. А он, Шепан стоял, как обосраный, из двадцати человек у него остался десяток, а из этого десятка — двое раненых, и не знал, ни где Веля, ни что ему делать, даже к лодке ему пришлось бы, пожалуй, пробиваться. Как тут выходит его величество и прямо говорит, что отплывает вместе с дочерью в Трейнт. Он, Шепан, порядком растерялся, и вместо того, чтоб предложить дуэль, спросил, откуда у него дочь. А его величество посоветовал открыть глаза, неужели он не видит, что они с Велей родственники. Шепан только по лбу себя и хлопнул, потому что, общаясь с нею, не раз и не два короля вспоминал. Ну и, августейший владыка ему сказал, что Шепан молодец, что за Велей присматривал, пока король смотрел в другую сторону, и положил жалованье ровно в два раза больше, чем платила она, ровно за то, о чём они с Велей когда-то договаривались изначально. Так что Шепан будет за нею кругом ходить и бдительно смотреть, чтоб она ничего сдуру не вытворила, что его, Шепана, вполне устраивает, потому что Трейнт — это не забитый остров и здесь куча мест, куда можно пойти. Почему «августейший владыка», а не «его засранство», как раньше?! Ну и выражения по отношению к отцу! То есть, что значит, станет шпионить и стучать?! Он будет выполнять свою работу, за которую ему однозначно заплатят, а не с задержками, как она. Детка, да ведь помилование — это же лучшее, что с ним случалось, лучше, чем в кости ни разу за вечер не продуть и обчистить карманы всей харчевни, такое раз в жизни бывает. Ах, называть её «ваше высочество»? Да ради всех стихий. Ваше высочество, соизвольте пи@ть в свои покои, пока вы прямо тут с новым нервным припадком не ё@лись. Направо, пожалуйста.
До самой ночи Веля пребывала в крайне угнетённом состоянии. Впрочем, она прекрасно поняла, что пока что ничего изменить не получится. А раз не получится — то лучше затаиться, сэкономить энергию до более подходящих для действий моментов, а пока не совершать лишних телодвижений. На правах нездоровья она до вечера бродила по «своим» покоям, состоявшим из спальни, нарядной гостиной с мягкой мебелью, ковром на полу, с портретом королевской четы на стене и, отдельно, молодого ещё короля, следовало признать, довольно симпатичного. Также была маленькая комната для рукоделия с кучей чужих вышивок, разноцветных ниток, стекляруса, мелкого колотого жемчуга в шкатулках и без единой иголки, что, несомненно, было заслугой Шепана, помнящего о вышитом предплечье, и туалетная комната с бронзовой ванной, которую, если сказать прислуге, наполняли горячей, чёрт побери, водой.
А вот платья этой женщины с портретов, которую все вокруг называли её матерью и о которой Веля старалась не думать, оказались коротки и широки.
— Ах, это мало того, что уже не носят, — стала сокрушаться явившаяся снова Эвелин Староземская, — Но и широко! Что же ты, милая, наденешь к ужину, чтобы выглядеть достаточно прилично?
Веля вспомнила слова его величества, что его дочь может ходить в чём угодно, мотнула головой вбок и попросила ножницы. Очень скоро она состряпала совершенно неприличное, пышное одеяние с несимметричной юбкой, очень короткой спереди и до колена сзади. Платье отчаяния. К нему надела сапоги для верховой езды, а талию перетянула ужасно грубым, широким кожаным поясом, безжалостно конфискованным у Шепана, правда, пришлось наделать в нём дополнительных дырок, а на руки — перчатки для стрельбы из лука с отрезанными пальцами. Идеальный диффузный стиль.
— Ах, дорогая, — робко сказала Эвелин Староземская, — это так… необычно! И… свежо… Но тебе неожиданно идёт…
Однако, Веля изучила себя в зеркале и осталась недовольна, потому что к ассиметричному платью полагалась модная стрижка. Она собрала волосы в хвост, перевязала его ещё раз, посредине, перекинула наперёд и отчекрыжила надо лбом, тёзка только ахнуть и успела. Распустила шнурок — вышел если не совсем каскад, то вполне похоже, хоть и недостаточно криво. Веля с жадностью смотрела в зеркало — что бы ещё эдакого сделать? Придумала, связала из отрезанного подола бант с длинными концами, прилепила на макушку в качестве голоного убора.
— Дорогая, — жалобно и непривычно-робко сказала тёзка, с мольбой глядя на Велю, — может, достаточно? Я не знаю, что скажет его величество. А вдруг он решит, что это я виновата, ведь я была с тобой?
— А что ты, кстати, здесь делаешь? — спросила на свою беду Веля. — И где Жоль, он тоже тут?
Следующие полчаса стали самыми тяжёлыми с момента пробуждения.
Жоль, конечно, был ужасно мил с его любовью, но его величество — невероятно крут, это самый статусный король всего Либра, и когда она, Эвелин, на него даже смотрит, у неё от возбуждения трясутся ноги, а у Вели трясутся от кого-то ноги? Зря, это сумасшедшее ощущение. А когда она приходит в спальню его величе… Ну, зачем снова кричать? Она же ничего такого не говорит, самые обычные вещи, впрочем, если Веле не интересно, они могут поговорить о чём-нибудь ещё.