В конце концов, все убрались и двери за собой закрыли. В мыслях мелькнуло, что хорошо быть принцессой, можно истерить, сколько душе угодно, а все воспринимают это, как должное, будто так и надо. Попади Веля в прачки — фига с два бы удалось так повыёживаться. Она сразу прекратила плач, вытерла лицо и, спрыгнув с кровати, подбежала к окну. Под окном, метрах в двух, проходила терраса с висячим садом и мраморными скамейками, а вдалеке виднелось море.

Со своего острова Веля видела кусочек Трейнта в подзорную трубу, еле-еле, но всё равно он виднелся. Это значило, что десяти километров, олимпийской дистанции, между ними нет. Правда, вода в последнее течение стала довольно холодной, возможно, не следовало плыть так далеко, но, с другой стороны, здесь ей точно оставаться не следовало. Потому что, во-первых, это всё не может быть правдой, Пол наверняка сказал бы ей, будь она местного происхождения. Или не сказал бы? Во-вторых, она ничего не чувствовала по отношению к своему вероятному родственнику, совсем ничего, кроме страха, слишком велика была вероятность, что это стечение обстоятельств и ошибка, деликатно выражаясь, а неделикатно — что король безумен. И неизвестно, во что эта ошибка выльется потом, быть может, разочарованный король, убедившись, что промахнулся, её просто повесит. В-третьих, если это всё правда, то ну её нафиг, такую родню, он же хочет убить её Пола, а её Пол — единственная семья, которая когда-либо была. Веля и раньше прекрасно жила без родни, в то время как у неё на Гане куча дел.

В общем, решила она, хоть вода и прохладна, если всё время двигаться, ничего не случится. Ещё она возьмёт с собой булавку на случай судороги, должна же тут быть булавка? Вот, к примеру, заколка для полога кровати. Морщась от негодования на собственную низость, как от зубной боли, она украла заколку и прицепила к рубашке.

Затем сорвала с кровати простыню, привязала к мраморному столику одним краем, а второй перекинула через окно. Подёргала — держится. Будь у Вели обувь — можно было спрыгнуть и дело с концом, но никакой обуви нигде не наблюдалось, а прыгать босиком означало получить травму стопы. Она боднула воздух головой и, подоткнув подол выше колен, полезла в окно. Выбросила сперва одну ногу, затем вторую, и в два счёта спустилась на террасу.

Там король и стоял, скрестив руки и склонив на бок голову, с таким выражением лица, будто третий день тлела городская мусорная свалка и ему порядком надоел несильный, но вонючий и едкий дым.

— Здравствуй, дочка, я рад, что тебе лучше. — сказал он. — Какие-то проблемы? Ты говори, не стесняйся. Мы же не чужие люди.

— М-м-м, — жмурясь от неловкости, ответила Веля и сделала книксен, как её когда-то научили. — Здравствуйте, ваше величество. Почему вы так уверены, что мы родня?

— Присядем, — король показал рукой на мраморную скамью без спинки.

Чувствуя себя ужасно глупо, в ночной рубашке и босиком, Веля позвонила подвести себя к скамейке и села с ровной спиной, благопристойно скрестив руки на коленях.

Король молчал, рассматривая её, она тоже будто воды в рот набрала. В конце концов, он со вздохом полез в карман и достал какую-то мелочь.

— Посмотри, — он протянул Веле её собственный кулон, подаренный Эвелин Староземской в обмен на брошку. — Это я изъял у нашей староземской гостьи, по её словам — твой подарок. Он принадлежал твоей матери, она мне сказала, что потеряла его вскоре после того, как ребёнок родился и умер.

Он полез рукой за пазуху и достал точно такой же.

— А это мой. Если их сложить, — король приложил кулоны друг к другу, — получится лисий хвост. Видишь?

Веля недоверчиво косилась.

— Это может быть совпадением, — сказала она. — И считать одно только это прямым доказательством нельзя. Я так понимаю, тесты ДНК у вас никто не делает.

— Я не знаю, о чём ты говоришь, — сказал король, — но посмотри ещё кое-что.

Он повёл пристыженную Велю в свои покои, которые тоже выходили на террасу. Оттуда, мимо вытянувшейся стражи, в холл, и показал портреты королевы в анфас и в профиль, до пояса и в полный рост, выполненные разными художниками в разных стилях. На слова Вели, что она в рубашке, а тут люди, презрительно бросил, что его дочь может ходить в чём угодно, хоть к послам в рубашке выходить, никто и слова не посмеет сказать.

— Ты мне с самой первой встречи напоминала мать, — пояснил он. — Формой лица и цветом волос, она, наверное, была немного пониже, и улыбаешься ты так же, и когда смотришь куда-то внимательно — тоже. Ты делаешь всё то, что сделала бы моя дочь, моё и Мирры дитя. Кстати, я бы тоже не поверил и попытался сбежать на всякий случай при первой возможности. Самый надёжный вариант — спроси у своего зверя. Спроси прямо, он не солжёт. Вот позови его, он подтвердит. Ну?

Веля сильно испугалась и просто молча смотрела.

На каменном полу она быстро замёрзла, она уже готова была вернуться назад, позвать чужую прислугу и надеть туфли и платье женщины, которую король считал её матерью, но стеснялась попроситься. Король отвёл её в кабинет, сел в бронзовое кресло со шкурой белого медведя, указал на стол. На столе лежало очередное «доказательство» — слепок детской ладони, такой маленький, что ничего разобрать на нём невозможно. И стеклянная линза в медной оправе — смотреть.