Книги

Тень, ключ и мятное печенье

22
18
20
22
24
26
28
30

Затем Шандор ещё раз покопался в ящиках своего стола, достал иголку с ниткой, и аккуратно зашил прорезь, через которую они достали спрятанный в подкладке ключик. Сам ключик сыщик, после некоторых раздумий, утопил в тяжёлой бронзовой чернильнице у себя на столе. Вернув бумажник в сейф, Лайош запер хранилище, ещё раз оглядел комнату – стараниями мадемуазель Энне в конторе теперь стало гораздо больше порядка – и вышел вон.

Пройдя до ближайшего перекрёстка, сыщик остановился перед чистильщиком обуви, и пока мальчишка трудился над его туфлями, осторожно огляделся по сторонам. До окончания рабочего дня в большинстве контор оставалось около двух часов, поэтому по тротуарам продолжали сновать во все стороны посыльные, курьеры и клерки. Солнце, пробившееся после полудня на небосвод, щедро посылало городским кварталам не по-осеннему тёплые лучи, и среди потока фигур в форменных куртках или строгих чёрных сюртуках, тут и там, словно последние яркие цветы ушедшего лета, мелькали элегантные платья дам и лёгкие кружевные зонтики.

Семь Дворов был одним из деловых районов города, но, в отличие от Сити, дела здесь решались куда менее масштабные, и капиталы оборачивались более скромные. Самих дворов, двориков и переходов на деле было гораздо больше семи, так что при желании хорошо знающий здешнюю географию мог без труда затеряться в этом лабиринте. Более того, если по основным улицам перемещалась прилично одетая солидная публика, то в глубине кварталов можно было встретить куда более пёстрое общество.

Вход в контору переписчиков «Барнс» располагался с торца приземистого здания из красного кирпича, на уровне третьего этажа соединявшегося галереей с соседним домом, таким же приземистым и таким же длинным. Шандор свернул под галерею, миновал мастерскую жестянщика, и толкнул дверь, выкрашенную в практичный серый цвет. За дверью располагалось просторное длинное помещение с тремя арочными окнами во двор, где у десятка выстроенных в два ряда столов сидели и трудолюбиво стучали по клавишам машинистки.

«Зелёная лампа» иногда прибегала к услугам этой конторы, когда требовалось размножить какой-нибудь документ, так что Лайоша здесь знали. Муримур за небольшой стойкой прямо у входа, исполнявший обязанности приёмщика заказов и охранника, только кивнул при виде сыщика, и махнул рукой в сторону отгороженного стеклянными панелями кабинета в дальней части офиса.

– Патрон у себя.

Барнс – приземистый плотный мужчина лет пятидесяти – вынул из глаза механический монокль, через который внимательно изучал какой-то документ, и поднялся из-за стола навстречу посетителю.

– Господин Шандор, рад встрече. Как поживаете?

– Благодарю, неплохо. Господин Барнс, вы не могли бы мне помочь вот с этим письмом? – Лайош передал хозяину конторы полученную через уличного оборвыша записку.

Вернув монокль на место, Барнс принялся внимательно разглядывать клочок бумаги. Потом чуть повернул рычажок сбоку от линзы, и та выдвинулась вперёд, словно перевёрнутая подзорная труба.

– Хм… – переписчик, не удовлетворившись результатом, аккуратно положил письмо перед собой на столе, достал из ящика увеличительное стекло, и теперь смотрел на записку через моноколь и лупу разом.

– Напечатано у нас. Пятый стол, мадемуазель Жюно.

– Вы уверены? – на всякий случай переспросил Шандор. Барнс снисходительно усмехнулся.

– Свои машинки я знаю как родных детей. Идёмте, сейчас проверим.

Они вышли в главный зал, и хозяин указал на один из столиков, за которым трудилась светловолосая девушка с туго заплетёнными и уложенными вокруг головы косами.

– Мадемуазель Жюно, будьте любезны, уделите нам минутку. Наберите вот этот текст, – Барнс положил перед машинисткой письмо, но та, едва прочтя первые строки, испуганно взглянула на переписчика.

– Что такое? – монокль, видимо, служивший хозяину не только для чтения, но и для придания солидности, немедленно оказался в глазу Барнса. Мужчина грозно разглядывал покрасневшую от смущения сотрудницу.

– Простите, я не хотела… Я не думала…

– Мадемуазель, выражайтесь яснее! Что вы там натворили?

– Простите, я всего лишь… Ведь никому же не было вреда, а я… у меня…