— Эй, ты! Ты!..

Еще двое ринулись к нему, вытаскивая ножи. Один — огромный, настоящий великан ростом с Филина, другой помельче, юркий, полуголый, с татуировкой во всю грудь — свернувшийся кольцом кайман с полураскрытой пастью, из которой торчит женская голова. Юркий выбросил руку вперед, и лунный отблеск посеребрил летящее лезвие; оно неслось, вращалось, кружилось, но Саймону было уже известно, куда нацелен нож, куда вонзится острие — слева, в сердце, под пятым ребром. Хороший бросок, но Горькие Камни бросают лучше, мелькнула мысль; пальцы его сомкнулись на рукояти тяжелого ножа, лезвие вновь просвистело в воздухе, и юркий захрипел, хватаясь руками за шею.

Клинок великана уже навис над Саймоном — стальной трехгранный зуб полуметровой длины, не нож, не мачете и не «кинжал», а что-то наподобие «штыка». Перехватив запястье атакующего, он стиснул ему руку, заглянул в лицо — яростный высверк глаз обжигал злобой, пахло потом, табаком и немытым телом.

— Вот тебе-то искупаться не помешает, — пробормотал Саймон, напрягая мышцы.

Секунд пять они боролись, раскачиваясь из стороны в сторону; противник был очень силен, но все же родиной его являлась Земля, не Тайяхат. Когда-то, в детстве, Саймона звали Две Руки; это дневное имя дал ему Чочинга, и он же говорил: Рук — две, но биться ты должен так, словно их у тебя четыре. С точки зрения тайят, люди были ущербными созданиями: во-первых, у них не хватало конечностей, а во-вторых, лишь немногие имели близнеца, брата или сестру, умма или икки, тогда как для аборигенов Тайяхата это считалось явлением нормальным. Братьев у Саймона не было, но от нехватки рук он не страдал, пройдя суровую школу Чочинги: телесная мощь воина-тай соединялась в нем с гибкостью и быстротой змеи.

Трехгранный клинок повернулся вместе с запястьем крокодильера, острие ужалило шею, помедлило в ямке между ключицами и двинулось вниз. Великан простонал протяжное «ах-ха!»; глаза его остекленели, в горле что-то булькнуло, пальцы, стиснувшие рукоять клинка, разжались. Саймон сбросил его в пруд, потом швырнул туда же тело юркого и постоял минуту, с неприязнью наблюдая за пиршеством рептилий. На Тайяхате тоже были кайманы, очень похожие на земных, но шестилапые; там все зверье имело по шесть конечностей, не исключая птиц. К кайманам у Дика-мальчишки был давний счет: как-то, отправившись в странствия на плоту, он чуть не угодил им в зубы. Но он не испытывал к ним отвращения, поскольку вырос среди тайят, не относивших себя к царям и повелителям природы; для них зверье делились на врагов и друзей, однако врагов не презирали, уничтожая лишь в случае необходимости.

Такой нужды Саймон не видел; двуногие кайманы достались на обед четвероногим, и это было актом справедливого возмездия.

Он вдохнул гнилостный запах, прислушался — в поселке царили мрак и тишина, и только над вышкой светились огни, колеблемые ветром. Шагнув под навес, Саймон огляделся, отыскал багор на длинном древке, зацепил им канат и подтянул поближе. Сеть с крупными ячейками, куда свободно проходила нога, пришлось резать ножом; веревки были просмоленные, толстые, покрытые кое-где старой запекшейся кровью. Но человек, подвешенный в сети, оказался невредим, хотя лишился сознания — Саймон негромко окликнул его, однако не получил ответа. Тело, лицо и голову жертвы окутывал бесформенный балахон или плащ, перехваченный ремнями на поясе, под грудью и у шеи, и только одна рука торчала наружу — маленькая, с обломанными ногтями, вцепившаяся мертвой хваткой в сеть. Пальцы были судорожно сведены, и Саймон даже не попытался их разжать, а лишь обрезал с двух сторон веревку, поднял человека на руки и. понес к коню. Тело казалось легким, почти невесомым, и даже сквозь плотную ткань он ощущал его гибкость и плавные мягкие формы.

Уже выехав на дорогу, Саймон приоткрыл лицо спасенного и кивнул, словно в подтверждение своей догадки. Девушка. Конечно, девушка! Совсем нагая под плащом. Избитая — на скулах синяки, под носом и на губах — засохшая кровь, на коже — следы чужих безжалостных пальцев. Он осторожно похлопал ее по щекам, веки дрогнули, ресницы взметнулись двумя веерами, девушка вздохнула и раскрыла глаза.

— Кто ты? Откуда? — спросил Саймон. — Как тебя зовут? Голос ее был тих, едва слышен:

— Мария… танцовщица… из Сан-Ефросиньи…

— Мария… танцовщица… — медленно повторил он, чувствуя подступающую к сердцу теплоту. — Пить хочешь, Мария?

— Нет. Хочу умереть… Только быстрее…

* * *

КОММЕНТАРИЙ МЕЖДУ СТРОК

— Операция «Земля», — произнес Директор. — Докладывайте, Хелли.

Леди Дот показалось, что за последили месяц он сильно сдал: морщины сделались глубже, волосы — реже, глаза запали, а кожа — если верить экрану, который в точности передавал цвета, — приобрела нездоровый серовато-бледный оттенок. Директор давно занимал свой пост, являясь зримым воплощением могущества Конторы, но если судить по его лицу, дела ее были плачевными. Правда, лица разведчиков обман — чивы, особенно старых, — а Директор был стар, и к тому же считался хорошим разведчиком и неплохим лицедеем.

Эдна Хелли откашлялась.

— У нас нет новостей, сэр. Хотя такое долгое отсутствие результатов наводит на определенные размышления.

— Долгое? — Старик приподнял бровь. — Месяц, по-вашему, долго?

— Да — для такого агента, как Саймон. Ему обычно хватало нескольких дней. В крайнем случае — недели.