И Эрика снова расплакалась. Я подошла к ним ближе, присела тихо на кровать, взглянула на Эрику и громко ужаснулась.
— Что за чертовщина, — промямлила я.
Эрика хоть и блондинка, но седина, выступившая на её висках, была такой яркой и заметной, что пугала своим обилием.
— Всё нормально, — улыбнулся Рэй. — Я люблю её даже такой.
То, как он мило улыбался, обнимал её, держал так, будто боялся потерять, заставляло меня думать о том, что я долгое время недооценивала их отношения. Это не простая подростковая влюбленность, которая проходит после школы. Это любовь, самая настоящая и неимоверно сильная, которая не исчерпает себя никогда. Можете поверить мне на слово, эти двое будут вместе всю свою жизнь, долгую и с этого момента счастливую.
— Вы давно пришли в себя? — присела я на кровать Рэя.
— Мы не теряли сознание, — ответила Эрика.
— Она даже ещё не была в своей палате, — улыбнулся Рэй.
— То есть вы знаете всё, что произошло потом? — удивилась я.
— Потом приехала полиция, почти мгновенно, минут через пять. Твой отец отвёз нас сюда, мне сделали кучу непонятных операций. Эрика всё время была рядом. Потом приехали наши родители, соседи и одноклассники.
— Кто вызвал полицию?
— Сосед Эрики. Ты должна была видеть его, он бегает по коридору и просит у всех прощения.
— За что.
— Он видел сигналы, — объяснила Эрика. — Ещё в самом начале, но не поверил.
— Неужели можно было не поверить, — прошептала, скорее задавая себе вопрос, чем Рэю и Эрике.
— Только потом, когда сигналы прекратились, ему показалось, что были слышны крики, но и это не заставило его вызвать полицию. Он вышел из дома только тогда, когда убийца уже убегал из дома.
Никто не говорил об этом человеке плохо. О нём мы не говорили вообще. Мы знали, что он не достоин нашего прощения, но мы не хотели обсуждать это заново. Мы, кажется, начинали понимать, что пережили буквально полчаса назад. Мне казалось удивительным, как быстро поменялось время. Всё так изменилось за обычные полчаса. Я начала задумываться, а возможно ли такой короткий срок отмотать назад? И ужасалась всё больше и больше, когда понимала, что в жизни никаких отмоток не будет.
ГЛАВА 37
Меня выписали из больницы через четыре дня. Грейс к тому времени уже собирала вещи, чтобы вместе с дядей уехать в другой, более безопасный город. О ней в Тенебрисе говорили, что это девочка, которая пострадала меньше всех. В тот момент, пока одной пришлось ждать мучительной минуты смерти, второму жертвовать своим будущим, а третей видеть это всё собственными глазами, она спала. Говорили, что ей повезло. Но иные, кто знал, почему она не просыпалась несколько часов, имел обыкновение содрогаться при мысли о ней.
Когда нас четверых по несколько раз проверили в больнице, взяв не по одному анализу, мы узнали, что Грейс была единственной, кому подсыпали дополнительную дозу снотворного после того, как она уснула. Мой отец искал в этом логику, но это делалось сложно, когда единственное о чём он думал, было лишь то, что Грейс в какой-то мере причастна к тому, что произошло с нами.