Волнение лишает меня сил.

Зал аплодирует. Председательствующий требует тишины, но закрывает заседание.

Люси с воплем кидается в мои объятия.

Фотографы бросаются к нам.

Я начинаю плакать. Николь и Матильда почти сразу подбегают, и все четверо мы превращаемся в одно переплетение рук. Мы прижимаемся друг к другу. Рыдания душат нас.

Я вытираю слезы. Я бы перецеловал всю землю.

Там, в глубине зала, все толкаются. И кричат, но я не различаю слов.

В нескольких метрах от меня Шарль, встав, поднимает левую руку и посылает мне робкий знак соучастника.

Чуть подальше Фонтана, в окружении двух своих сотоварищей, впервые искренне улыбается мне. У него губы хищника. Он поднимает вверх большой палец.

Откровенное восхищение.

Только у моего издателя слегка недовольный вид: хороший тюремный срок взвинтил бы продажи.

Полицейские оттаскивают меня назад. Не знаю почему, все это так неожиданно.

– Еще формальности, папа, это ничего!

Я должен вернуться в следственный изолятор для официального освобождения из-под стражи. Мне должны вернуть мои вещи.

Люси еще раз обнимает меня. Матильда держит меня за руки. Николь прижалась к моей спине, обхватила руками за талию, ее щека на моем плече.

Полицейские снова тянут меня назад. Не грубо. Нужно соблюдать правила. Освободить зал.

Мы с дочерьми говорим друг другу глупые слова, говорим «люблю тебя». Я беру лицо Люси в обе ладони. Ищу слова. Люси звучно целует меня в нос. Говорит: «Папа».

Это заключительное слово.

Нашим рукам приходится разъединиться, пальцам – расцепиться. Только Николь по-прежнему прижимается ко мне.

– Ну же, мадам, – говорит полицейский.