— Господине! Дмитрий Иванович, помилосердствуй! — стоял он по колено в воде, выкликая московского посланника. — Что же ты творишь?!
Стрельцы нахмурились и начали доставать пищали да самопалы. Зиновьев, правда, тоже отсиживаться не стал, вылез к борту.
— А за енто ты, Онушка, Хабарова свово благодари! — хищно усмехнулся он. — Ярофейка-то складно отписывал государю-батюшке про пашни заведенные, про острог Албазинский обжитой. Вот на Москве и решили, что у вас, чай, своего хлеба в избытке… Ну? Скажешь спасибо атаману бывшему?
— Да я кому хошь, хоть черту лысому, спасибо скажу! — ярился уже Кузнец. — Ты мне только объясни, чем мне людишек кормить? И твоих людишек тоже!
— Мои со мной уходят, — мрачно ответил московин. — А ты ищи. Вы ж вон с голоду допрежь не померли. Хоть, не пахали, не сеяли… аки птицы библейские. Значит, есть на Амур-реке хлебушек. Вот и ищи.
Если бы сейчас в руках у Онуфрия имелся пистоль, он бы пальнул в эту морду сходу. А так… только и оставалось качать грудь мехами кузнечными и смотреть на царскую рать, которая подчистую разорила амурское воинство, забрала вожака, на котором всё держалось, и оставила на берегу этих вод черных, посреди враждебных инородцев.
— Смотри, Онушка, наказы мои сполнить не забудь! — подлил маслица в огонь дворянин. А потом отвернулся, будто и забыв о существовании приказного, и рыкнул. — Вёсла на воду!
Глава 7
— Ну, хоть порох да свинец дал…
В землянке Хабарова было тесно. Все набольшие люди старого войска да есаулы годовщиков — все собрались на круг. Кузнец, прямо и не таясь, пояснил, с чем остался амурский отряд. Выросший почти до пятисот человек, кстати. Правда, сейчас такая силища грозила бедою: имевшиеся у казаков запасы еды на все пятьсот ртов уйдут за пару седмиц. И даже щедрые амурские леса да рыбный Амур такую ораву не прокормят.
— Думаю, ни о каком остроге нам и мыслить не надо, — подытожил приказной, когда маты и ругань в сторону уплывшего Зиновьева стихли (даже новые есаулы присоединились к общему хору). — Васька, все ли дощаники у нас вычинены?
— Все, Онуфрий, — степенно кивнул Панфилов. — Хоть, завтра в путь.
— А сколь мы там сможем новых людишек разместить?
Есаул прикинул и загрустил.
— Ну, ежели по тридцать и более пихать… Нет, всё равно человек за сто не влезут! Беда, приказной.
— Тогда, вместо острога рубим плоты, господа-казачество. Соберем лесу сырого, наделаем плотов просторных. Нам бы только до низовий дотянуть. Ну, и глядите: за десять дён не управимся — будем как Васька Поярков.
— Это как? — не понял намека Трофимка сын Никитин, что из новых есаулов.
— Мертвечину жрать! — хохотнул здоровяк Тит.
Годов 20 назад именно Василий Поярков с казаками первым пришел в амурские земли. Сразу, по привычке, стал гнуть местных об колено. Да силенок у него для того маловато было. Зимой, на Зее еще, тунгусы и дауры заперли их всех в зимовье и держали осадою. Казаки так оголодали, что принялись трупы глодать. С тех пор на Амуре местные народцы всех лоча (так здесь русских прозвали) считают людоедами.